Бал моей мечты - Светлана Лубенец Страница 2

– Кто? – рявкнула голодная семья в три рта.

– Один че-ло-век! – загадочно пропела бабушка и, протиснувшись между табуретками, прошла в комнату за вазой.

– Это уже вообще ни на что не похоже! – заявил теще знаменитый архитектор Казанцев, когда Зинаида Львовна протиснулась между ним и Дашей обратно на кухню и стала набирать в вазу воду. – В вашем-то возрасте!

– У меня самый замечательный во-озраст! – под аккомпанемент журчащей воды продолжала петь на кухне бабушка. – У меня уже абсолютно взро-ослая дочь! У меня уже вполне самостоятельная вну-учка! А я сама на пе-енсии и потому совершенно сво-о-ободная птица и могу наконец делать, что хо-о-очу!

– И что же ты собралась сделать? – сразу насторожившись, спросила Дашина мама.

– Я собралась, милые мои, выйти замуж! – громко заявила Зинаида Львовна, появившись в дверном проеме в обнимку с вазой. Бордовые розы в ней держались очень вызывающе.

– С ума сошла! – отреагировала Дашина мама.

– Ничего себе! – покачал головой Дашин папа.

– Вот здорово! – крикнула Даша и бросилась обнимать бабушку.

– Ты оскорбляешь память моего отца! – довольно резко и зло произнесла мама.

– А вот это уже, милочка, запрещенный прием! – тут же посерьезнела лицом Зинаида Львовна. – Я похоронила мужа десять лет назад и вовсе не забыла его, как ты, наверно, подумала. Память о нем будет со мной всегда! Но хочу хотя бы в конце жизни еще раз поверить в любовь живого мужчины, а не мыть без конца за вами посуду и варить вам бесконечные супы! Сами справитесь, не маленькие!

И бабушка гордо прошествовала в свою комнату вместе с розами.

Через пару недель она вышла-таки замуж за симпатичного Николая Ивановича и переехала в его собственный дом в поселке Сосново.

Осиротевшая семья с месяц перебивалась с яичницы на бутерброды и обратно, а потом как-то втянулась, вработалась, и сносный суп мог приготовить практически любой: начиная от восьмиклассницы Даши и заканчивая талантливым архитектором папой.

Когда Юрия Константиновича пригласили в Финляндию и встал вопрос, как быть с Дашей, помощь Зинаиды Львовны даже не обсуждалась.

– Мы со своими проблемами не можем нарушать первый год супружеской жизни наших молодоженов, – заявил папа. – Поэтому нам надо самостоятельно найти достойный выход из создавшейся ситуации.

Даша тогда его активно поддержала, потому что любила бабушку и радовалась ее счастью. А сейчас, сидя в папиной машине в нелепой форме частного пансиона, она жалела, что не предложила родителям, чтобы эти полгода бабушка со своим Николаем Ивановичем пожили бы у них в квартире и присмотрели за ней. Хотя чего за ней присматривать? Ей не пять лет. А если в этой школе такая идиотская форма для вполне взрослых девятиклассников, то ничего хорошего от нее ждать вообще не приходится.

Машина затормозила у величественного четырехэтажного особняка с лепниной по фронтону и даже с кариатидами, поддерживающими резные козырьки над двумя окнами с двух сторон парадных дверей. Все это: и белоснежные кариатиды, и кованый ажурный светильник на крыльце, и небольшая черная с золотом табличка на дверях с надписью «Пансион А.М. Бонч-Осмоловской» – имело такой основательный и внушительный вид, что Даша в своей короткой складчатой юбочке в клетку и белых гольфиках показалась себе совсем маленькой, никчемной и почему-то не очень умной. Но надо отметить, что брюки с цепями, как у Машки из 78-й квартиры, здесь были бы еще более неуместны. В такой подъезд должны входить дамы в кринолинах ХVIII века или, по крайней мере, в собольих шубах.

Тем временем папа нажал кнопку обычного электрического звонка, и спустя секунду дверь с легким чмоком плавно отошла от косяка. Папа потянул дверь за ручку в виде позолоченной львиной головы, и семья Казанцевых вошла в пансион А.М. Бонч-Осмоловской. Дверь закрылась, с таким же чмоком присосавшись к косяку.

– Куда теперь? – спросила Даша родителей, но они почему-то промолчали. Дашин голос раскатился гулким эхом и пропал под сводами высоких потолков. В ответ лишь звякнули прозрачные висюльки огромной хрустальной люстры.

Казанцевы молча поднялись на пять массивных мраморных ступенек, ведущих в бельэтаж, повернули направо и уперлись в высокую черную дверь, на которой тоже золотом по черному было написано: «Директор пансиона Александра Модестовна Бонч-Осмоловская».

– Заходите, пожалуйста, – послышалось из-за двери. Очевидно, по расчетам Александры Модестовны, вошедшие в парадную дверь Казанцевы уже должны были добраться до ее кабинета.

Даша, папа и мама, резко уменьшившиеся в размерах на фоне высоких потолков, массивных ступенек и огромных дверей, все так же молча вступили в апартаменты директрисы пансиона.

– Здравствуйте! – приветствовала их весьма величественная женщина, высокая и крупная, в строгом темно-синем костюме, напоминающем форму бортпроводниц авиалайнеров. Вместо знаменитых «крылышек» над нагрудным карманом был приколот круглый значок с непонятным вензелем, выполненным опять же золотом по черному полю. У Александры Модестовны было холеное моложавое лицо с крупными, но довольно приятными чертами и темные волнистые волосы с легкой проседью, собранные в тяжелый узел на затылке. Даша не могла бы точно определить возраст директрисы, но понимала, что она значительно старше ее мамы.

– Судя по всему, – продолжила Александра Модестовна и улыбнулась перламутровыми губами, – вы – Казанцевы.

– Точно так, – почти по-военному отчеканил Юрий Константинович, и Даша поймала себя на том, что ей тоже хочется вытянуться перед этой женщиной в струнку. Она решила подавить в себе это желание – нарочно расслабилась и даже развязно уперла одну руку в бок: знай, мол, наших.

Александра Модестовна нажала на кнопку звонка под крышкой своего стола, и вслед за короткой компьютерной музыкальной фразой во вторую дверь ее кабинета вошел мужчина, как показалось Даше, несколько маскарадного вида, потому что на нем было надето нечто вроде синей (в тон костюму начальницы) ливреи циркового униформиста.

– Михаил Петрович! – обратилась к нему директриса. – Будьте так добры, отнесите в дортуар вещи новой воспитанницы и кликните к нам Анну Михайловну.

Михаил Петрович рукой, затянутой в белую перчатку, взял у Дашиного отца тяжелую спортивную сумку, лихо кивнул головой и вышел из кабинета.

– Ну, что ж, – обратилась Александра Модестовна к Казанцевым все с той же приветливой улыбкой. – Вам придется попрощаться в моем кабинете, поскольку мы считаем справедливой поговорку «Долгие проводы – лишние слезы». Девочка сама вступит в новую семью, а в этом ей поможет… – она обернулась к двери, в которой только что исчез Михаил Петрович и, как в хорошо отлаженном иллюзионе, тут же появилась молодая женщина в платье, очень похожем на директрисино: темно-синем, с таким же черно-золотым значком на груди. – …Анна Михайловна, классная дама Дашиного восьмого класса.

– Как восьмого? – взвилась Даша. – Я же уже перешла в девятый! Мама, ты что, не сказала? Все перепутала? – И плаксиво добавила: – Я так и знала!