Начало всех начал - Тина Вальен Страница 2

– Кир в своём репертуаре. Значит, ты и есть тот самый троянский конь, который принесёт нам победу? Верю! Садись поближе к столу и слушай.

В комнату вошёл Гена, доложил, что моя опочивальня готова, скарб тяжёлый, но он справился. Потом он обнял Деда и уселся напротив меня, потирая руки от удовольствия. Зрелище, на его взгляд, было забавным. Дед начал свою приветственно-информационную речь. Ничего нового я не услышала. Кокоша, Кир Нилович, сообщил мне о положении вещей в этом тридевятом царстве. Хотелось бы конкретики. Что делать?

– Что делать, хочет знать наше дитя? – старик читал мои мысли. – Будем пить чай, потом строить заговор. Гена, ты остаёшься на ночь!

Гена, уже пересевший в удобное кресло, кивнул и демонстративно закрыл глаза.

Дед продолжил разговор:

– Жене я расскажу сначала прошлое, потом будущее, а утром познакомится с настоящим нашего детского городка.

История детдома началась ещё до революции. На этом месте были монастырь и детский приют при нём. Монастырь владел всеми землями вокруг и процветал.

После революции монахов изгнали. В двадцать третьем году на месте монастыря основали детскую колонию, начальником которой назначили героя гражданской войны, инвалида, будущего отца Деда. В двадцать шестом он женился. Двое детей умерли от оспы, в тридцать втором родился последний сын.

– Отец – крестьянских кровей, георгиевский кавалер – был одной из главных фигур в этом крае. Монастырские земли закрепили указом самого Дзержинского за коммуной, носившей его имя. Они и дали возможность выжить во время войны и разрухи. Я после института занял место отца. Коммуну переименовали в интернат, поскольку здесь жили не только сироты, дети репрессированных, но и дети оленеводов, охотников, геологов, дети из ближайших посёлков. В этот период были построены новые корпуса, отремонтированы два трактора, сеялка, амбар, коровник, овчарня, погреба. Впервые начала работать водонапорная башня: колокольня сослужила свою службу. Одна полуразрушенная церковь и кирпичные стены, окружающие интернат, напоминали о монастырском прошлом. Они сделаны на совесть, простоят века.

Дед замолчал, потирая грудь. Анюта поспешила сделать укол. Гена вышел покурить. Я заметила на столе скатанный рулон, тихо развернула его и обомлела. Я увидела будущее интерната: исполненный рукой мастера объёмный план, включающий все постройки, спортивные площадки, поля вокруг, реку и лес.

– Красивое будущее я нарисовал?

– А что собой представляет настоящее?

– Гена завтра тебе всё покажет. Возможно, ты завтра поедешь с ним не в университет, а сразу в аэропорт.

– Я пока не выслушала планы заговорщиков…

– А планы таковы, – в комнату зашёл Гена, – нас не подслушивают, я проверил, а теперь шёпотом о самом главном…

– Шут гороховый, ты совсем девчонку с толку собьёшь, – добродушно прошипел Дед.

Мы все разом сначала скромненько хрюкнули, а потом разразились хохотом. Я поняла, что попала в свою компанию. Любимое дело старика, труд всей жизни летит в пропасть, сердце не выдерживает, а дух не сломлен.

– Вот за что я люблю тебя, Дед. Ты опровергаешь постулат, что стариков надо убивать в детстве.

– Молодость прекрасна в любом возрасте, – открылся клапан и моего фонтана.

Почти до утра меня посвящали в детали борьбы с трёхглавым драконом: губернатором, председателем краевого Совета (бывшим первым секретарём крайкома) и комитетом образования.

«Шоковая терапия», после которой тысячи превратились в рубли, а цены на все товары подскочили раз в пятнадцать, ошеломила народ, который ещё долго не мог прийти в себя. Ему бы собраться вместе, выйти на улицы и закричать: «Ограбили!», но в верхах власти началась такая трагикомедия, что оторвать народ от телевизора было невозможно. Власти на местах притихли, но ненадолго. Вот она, мутная водичка, в которой безнаказанно можно ловить карасей. Право на частную собственность провозглашено, дана отмашка, и «прихватизация» началась. Резвые скакуны социализма снова оказались впереди, теперь свободы и демократии. Они делили и складывали, закрепляли за собой свою советскую вотчину. Вчера ещё ярые идеологи коммунизма, номенклатура высшей пробы и иже с ними тихо скупала через подставных людей ваучеры, спешила стать во главе теперь уже капиталистического строя. Сфера их интересов ширилась, пока никто не ставил подножки, пока никто не «врубился» в перспективу.

Я тогда была совершенно далека от такой науки, как политэкономия, но волею судеб она ворвалась в мою жизнь стремительно, с оглушающим эффектом. Экономия ещё была понятна, а политика – тёмный лес, но в нашей стране без неё никуда, она и «вурдалачила» над экономикой как хотела. Буквально накануне моего приезда президент подписал указ, где объявлялось о роспуске Съезда народных депутатов. Назначались выборы в новый парламент: Совет Федерации и Государственную Думу.

Председатель крайкома в один миг мог потерять всё, поэтому надо было спешить, нажимать на все рычаги, чтобы удержаться на вершине власти в хаосе перемен. Мечта чеховских героинь сверлила мозг: в Москву, в Москву. А за спиной крепкий тыл, маленькое заповедное личное царство.

– Напрасно ждёт Наполеон. И рыбку съесть и в Думу сесть не получиться, – подвёл итог Гена. – А нам пора спать. План мы составили сложный, но выполнимый…

Мой мозг, перегруженный информацией, выдал вдруг самоубийственную идею. Не подумав, я тут же изложила её:

– А что, если к нему я и пойду? Если он поможет нам с дорогой, со стройкой, да к юбилею, а Гена раструбит через газету о реальной помощи детям, то избрание в Государственную Думу вечному чиновнику обеспечено. Ведь этот тип сейчас не знает, куда прислонить свою руководящую голову, поэтому и рвётся на самый верх.

– Женя, но это именно он со свояком ограбил детдом! Ты, Дед, до сих пор мне не веришь? У меня почти готовое досье на него. Осталось чуть-чуть, и дело можно передавать в прокуратуру. И он – лидер коммуняк! – возмутился Гена.

– Осталось найти исчезнувшего ворюгу или эксгумировать якобы его труп, а потом ждать пулю в лоб. Остынь. После того, что натворил Гайдар, народ и так отдаст свои голоса им, – Дед потёр ладонью левую сторону груди. – Стыдно просить… и жить на коленях невыносимо. Анюта! – голос его сорвался. – Наверно, спит. Гена, накапай мне тридцать капель, пожалуйста.

– Зачем просить? Можно просто убедить, что за небольшую помощь они получат большой пиар, который им сейчас будет очень даже кстати, – я тоже перешла на шёпот.

– Слова-то какие знаешь! – усмехнулся Гена. – Хотя, если вспомнить Гоголя, всё будет не так мрачно…

– Гену было не остановить. Свой скетч он разыграл в лицах, раскланялся под мои бурные аплодисменты. У Деда на глазах выступили слёзы, он только махал руками, ибо громко смеяться было противопоказано.

– Времена Гоголя прошли, – Дед вытер глаза платком.

– Наступили! – запротестовал «режиссёр». Актриса на главную роль аплодирует, значит, есть шанс. Я за комедию!