Любовь красного цвета - Салли Боумен Страница 2

Теперь второй полицейский, должно быть, смотрит на атташе-кейс, подумал Бертран и, метнув быстрый взгляд вправо, убедился в правильности своей догадки. Служитель закона повернул чемоданчик к себе и внимательно изучал бирку с монограммой. Молодой человек почувствовал спазм в низу живота, тошноту и головокружение. «Я должен отвлечь их, – пронеслось в его мозгу, – я должен что-то говорить…»

А в следующий момент все кончилось. Второй полицейский захлопнул пассажирскую дверь, первый – протянул водителю его документы.

– Что ж, в таком случае…

Блюститель порядка оставил фразу неоконченной, но все было ясно и без того. У Бертрана вновь закружилась голова, но на сей раз – от облегчения. Они отпускали его. Даже без положенного в подобных случаях штрафа! Пронесло… Тот полицейский, что рыскал до этого вокруг «Мерседеса», уже возвращался к своей машине, первый же, сделав несколько шагов том же направлении, вдруг остановился и повернулся к Бертрану.

– Казарес… – проговорил он. Бертран снова напрягся.

– Давно вы у нее работаете?

– Четыре года.

Повисло молчание. Бертран неуверенно смотрел на стража порядка, пытаясь угадать по выражению его лица, о чем он думает. Сейчас оно выглядело менее официальным, и на нем читалось большее уважение.

– В таком случае, вы, должно быть, встречались с ней самой? С Казарес…

Да, теперь блюститель закона явно проникся уважением, даже почтением, с облегчением подумал Бертран. Он больше не чувствовал себя рыбиной на крючке, поскольку подобные вопросы ему задавали не раз: в ресторанах, на вечеринках и во время деловых встреч в Париже, Лондоне, Риме и Нью-Йорке… Да, что ни говори, а работа на мировую знаменитость имеет свои неоспоримые преимущества: исходящее от нее сияние касается своим краешком и тех, кто находится рядом – будь ты высокопоставленный помощник или простая швея.

Бертран улыбнулся. Конечно же, он видел Казарес – на тех торжественных мероприятиях, проводимых дважды в году, когда великая Казарес спускается со своего Олимпа и появляется на публике, чтобы принять очередной шквал оваций по поводу завершения показов мод. Выдав полицейскому эту порцию лжи, Бертран понизил голос и доверительным тоном добавил: мало того, примерно два года назад он был представлен лично ей самим Жаном Лазаром на банкете в честь этой выдающейся женщины.

– Вы хотите сказать, что имели возможность поговорить с ней?

– Накоротке, хотя и недолго. Как вы, должно быть, знаете, мадемуазель Казарес весьма застенчива и очень эмоциональна. Она ушла с этого банкета почти сразу же после того, как меня ей представили, так что мне удивительно повезло. Женщина, которая стесняется собственной славы, да еще – художник… Это просто восхитительно. Мне никогда не забыть этой встречи.

Молодой человек врал легко и непринужденно, однако удивляться этому не приходилось – вся эта ложь являлась политикой компании, была тщательно отрепетирована и озвучивалась – в тех или иных вариациях – уже много раз до этого. Весь мир должен был знать, что загадочная, окруженная тайной Казарес, тем не менее, продолжает творить. Каждый из ее высокопоставленных сотрудников врал на свой лад. Кто-то делал упор на ее внешность, кто-то – на обаяние или одухотворенность, а вот Бертран, который, кстати сказать, ни разу в жизни не встречался с Казарес, решил сделать ставку на утонченную артистичность своей недосягаемой хозяйки. Это, как ему казалось, срабатывало лучше всего остального.

– Необычайная женщина, – проговорил полисмен, покрутив головой.

Бертран торжественно кивнул, показывая, что не может оспаривать столь очевидный факт, но дальше предпочел не распространяться. Дело в том, что о других, еще более необычных качествах, присущих личности Марии Казарес (о которых, впрочем, Бертран мог догадываться лишь благодаря слухам и собственной интуиции), он не посмел бы поведать никому, даже собственной жене.

Инцидент был исчерпан. Полицейская машина уехала. Бертран, все еще дрожа, сел за руль своего «Мерседеса», закурил очередную сигарету, пытаясь успокоить нервы, и решил, что по возможности постарается не упоминать об этом незначительном происшествии мсье Лазару. Затем он продолжил свой путь по направлению к Парижу, но уже с гораздо более умеренной скоростью.

Его нервы, однако, вновь разыгрались, когда он въехал во внутренний дворик изумительного особняка семнадцатого века, купленного Лазаром примерно пятнадцать лет назад специально для штаб-квартиры империи Казарес. Лазар не выносил, когда его заставляли ждать, и это было общеизвестно, а уж если во время вынужденного ожидания ему не на ком было сорвать гнев, он вообще превращался в тигра. Поэтому Бертран приготовился к неизбежной экзекуции. В том, что она состоится, молодой человек не сомневался ни на секунду. Миновав привратника, он знаком остановил кинувшегося было к лифту лифтера и пошел вверх по лестнице. Поднявшись на два пролета и убедившись в том, что его никто не видит, молодой человек перешел с шага на рысь.

Причудливый лабиринт кабинетов, составлявших царство Лазара, располагался на верхнем этаже здания. Его святилище охранялось целой армией секретарей и помощников, наполнявших длинную анфиладу смежных комнат. Поскольку Бертрана ждали, остановить его никто не пытался. Лишь в самой последней из комнат при его появлении главная секретарша Лазара обратила взгляд к элегантному циферблату настенных часов и сделала предупреждающий жест.

– Сосредоточьтесь, – сказала она.

Бертран поправил узел галстука, покрепче вцепился в ручку атташе-кейса и открыл дверь, которая вела в знаменитый «предбанник». Это была вытянутая, полная зеркал комната с высокими стрельчатыми окнами, откуда открывался вид на улицу Сент-Оноре – самый дорогой вид в мире, как с гордостью говорил Бертран своей жене.

Дверь в святилище Лазара была обита звуконепроницаемым покрытием толщиной в десять сантиметров, а сверху – дорогой черной кожей. Бертран помедлил, прочистил горло и только затем благоговейно приоткрыл дверь. Он знал, что о его приезде шефу уже доложили. Как всегда, входя сюда, он на несколько секунд задержался на пороге, чтобы глаза привыкли к полумраку, в котором предпочитал работать хозяин этого кабинета.

Пройдя по паркету, Бертран остановился перед письменным столом и стулом, составлявшим всю обстановку комнаты, и согнулся в почтительном полупоклоне, ожидая расправы, которую неминуемо должно было повлечь за собой его опоздание.

Однако громы и молнии не торопились обрушиться на повинную голову несчастной жертвы. В кабинете царила тишина. Расправы так и не последовало. Лазар медленно поднял голову. Он словно не замечал своего помощника. Взгляд его был прикован к одному только атташе-кейсу в руке последнего. Затем, протянув руку с необычно длинными пальцами, он передвинул лежавшие перед ним документы на край стола.

– Никаких сложностей? – спросил он.

– Нет, сэр, никаких. Я приношу извинения за то, что опоздал, но на шоссе было очень интенсивное движение.