Ниточка судьбы - Елена Гонцова Страница 2

Стрешнева не возражала, хотя излишняя восторженность и суетливость подруги были сейчас ей, пожалуй, в тягость. Она успела убедить себя, что во время конкурса в мире, вокруг нее все изменилось, что пора безмятежного существования, плавного, ритмичного хода событий, который она сама определила для себя раз и навсегда, где все дни подчинялись строгому распорядку, не оставляя ни малейшей лазейки никаким случайностям, безвозвратно уходит. И вот-вот должно произойти что-то непоправимое. С ней.

«Мне все не нравится, — думала Вера под болтовню подруги. — И Рудик, действительно странно, уехал, даже не попрощавшись, и то, что случилось во время моего выступления. Ведь произошло именно что-то страшное. Словно из меня какой-то злодей вынул не только душу, но и всю меня, со всеми моими мыслями, переживаниями, воспоминаниями, а взамен не оставил ничего, совершенно ничего — пустая форма, бренная оболочка, которая может только спать, причем мертвецки, без сновидений. Зал громыхал несмолкаемыми оглушительными овациями, а я не могла пошевелить рукой — такая вдруг усталость навалилась».

Они ехали по Бутырской. И дома, и молодая, нежная листва деревьев, в кронах которых играли лучи яркого майского солнца, и только что расцветшие одуванчики на газонах казались Вере как-то по-особенному свежими, умытыми, будто за неделю, что она провела в Норвегии, кто-то всемогущий и всесильный обновил Москву.

Таня лихо обгоняла машины, ни минуты не колеблясь, перестраивалась в нужный ряд, ловко и рискованно подрезая движущиеся рядом авто. Впрочем, и водители, оборачиваясь на темно-вишневый «Ситроен», старались уступить ему дорогу. Вскоре, не застряв ни в одной пробке, они вкатили во двор дома на улице Гончарова, где вот уже четыре года Вера снимала квартиру за умеренную плату.

В первые же месяцы своего пребывания в консерватории, отгородившись от соучеников невидимым, но от этого не менее высоким и крепким забором, девушка решила, что ни за что не будет жить в общежитии, и принялась неторопливо, но настойчиво искать подходящее жилье для себя и своей пушистой любимицы. Это стоило немалых усилий, которые были в итоге вознаграждены действительно превосходным результатом.

Угловая квартира на третьем этаже дома, окруженного густо разросшимся сквером и стоящего вдали от шумных магистралей, была небольшой, но очень удобной. Одно окно выходило во двор, из другого открывался живописный вид на аллею, засаженную пышными кустами сирени и жасмина. Соседи предполагались только справа, но они обеспечили себе и, стало быть, Вере звукоизоляцию, а наверху, в квартире над Верой, вообще никто не жил. Тишина и покой — именно то, что и требовалось для вынашивания стратегических планов о покорении мира. Одно из окон венчала просторная, застекленная лоджия, преимущества коей перед балконом были неоспоримы. Кроме того, и это явилось решающим фактором, квартирная хозяйка, Марья Степановна, болтливая, плутоватая старушенция, не возражала против существования в ее законных апартаментах кошки.

Конечно, не обошлось без ложки дегтя. Во-первых, квартира оказалась пустой, без мебели, а ремонт в ней делался последний раз, по-видимому, при царе Горохе; во-вторых, Марья Степановна обитала в соседнем подъезде и тут же выговорила себе право появляться в жилище квартирантки в любое время дня и ночи. Со вторым условием Вера кое-как смирилась, тем более прятать от всевидящего ока квартирной хозяйки ей было нечего, а первое с рвением принялась исправлять.

Она побелила потолки, покрасила двери и окна безупречно белой эмалью, поклеила кремовые обои с золотистыми ромбиками, пол застелила привезенным из дома пушистым ковром. В новом большом супермаркете «Икеа» приобрела разборные полки, плетеные контейнеры разнообразных размеров для хранения всяческих мелочей, два деревянных разборных столика и такие же стулья, несколько метров льняного полотна на шторы и красивую шелковую ширму с китайским рисунком, которой прикрыла нишу в стене. Туда как раз поместился небольшой раскладной диванчик и смешной шкаф, состоящий из никелированных труб, на которых висели изящные плечики и пластиковые конвертики для белья.

В этот любовно обустроенный мир и вошли Кукла Таня, кошка Штука и она — покорительница Норвегии, «фантастическая пианистка» Вера Стрешнева.

— Вера, без тебя тут все лампочки перегорели, — прокричала из кухни Таня, ловко сооружавшая аппетитные бутерброды.

Сию же минуту раздался звук открываемой двери — и возникла фигура Марьи Степановны.

— Здравствуй, Верочка, и ты, Танюша, здравствуй, — сразу с порога начала бойкая хозяйка. — Я-то думала, что ты завтра прилетаешь, вот и пришла сегодня… поглядеть свою квартиру… У меня для тебя, девочка, неприятное сообщение, уж извини. Приходил ко мне вчера человек, справлялся о квартире этой. Я, конечно, ответила ему, что живут, мол, здесь и все такое, но он так просил, такие деньги мне предложил, просто не могла отказаться. Я ведь вдова, сама знаешь, живу бедно, трудно.

«Началось», — подумала Вера, медленно опускаясь на стул, а из кухни, вооруженная кухонным ножом и полотенцем, к Марье Степановне уже двигалась грозная Танюша.

— Что-то не поняла я, Марья Степановна. — Лицо у Тани зловеще вытянулось. Это, видимо, и напугало неуемную старушку, поскольку та начала тараторить без всякого смысла:

— Так ведь я не гоню, я так ему и сказала, что выгонять не имею права, вперед заплачено, что вот, мол, приедет послезавтра квартирантка, я с ней, с тобой то есть, Вера, поговорю. Да только, если уж он оценил так мою квартирку, — снова преисполнясь сознанием своей значимости завершила старушка, — так вот тебе мой сказ: я тебя не тороплю, но жилье ты себе подыскивай другое. Он придет через неделю, я так ему и скажу.

— Что с электричеством, Марья Степановна? — устало спросила Вера.

— Так это я пробки вывернула. Как раз когда тот человек приходил насчет квартиры, какое-то замыкание случилось. Я сразу за электриком побежала на верхний этаж. Починили, но пробки я вывернула на всякий случай. Не знала ведь, когда ты приедешь, вдруг задержалась бы в заграницах.

— Что же, Марья Степановна, вы незнакомого человека одного в квартире оставили? — Вера чуть не задохнулась от брезгливости и негодования.

— И-и-и! — презрительно протянула хозяйка. — Что тут у тебя брать-то, дитятко? Да и человек этот не таков. О-о-очень приличный мужчина. Видать, богатый. Одет с иголочки, а на левом мизинце золотое кольцо, большое. Сразу видно, какого полета птица. В моей молодости эдакими франтами только высокопоставленные чиновники ходили.

— А сейчас бандюгана от чиновника не отличишь. — Таня стояла у стены скрестив руки и с удивлением взирала на пожилую женщину. — Нельзя быть столь неосмотрительной, Марья Степановна, в ваши-то годы следовало бы знать, что пестрые перья совсем не обязательно признак благородства. А за доверчивость можно и поплатиться, причем жестоко.

— Яйца курицу не учат! — недовольно буркнула обиженная квартирная хозяйка. — Я семьдесят лет на свете живу и знаю, кто чего стоит. Вон Вера даром что норковую шубу себе прошлой зимой купила, а все одно видать — голь перекатная. Глазищи ввалились, плечи худые, только что ветром не качает, остриглась под мальчишку — это чтобы времени много на прическу не тратить? А ты вот, Танюша, гладкая, красивая, и подкрашена всегда, и причесана, — значит, дом у тебя хорошо поставлен, быт. И машина у тебя есть, не в метро маешься. И тот такой же, сразу видать — холеный.