Капля света - Ольга Егорова Страница 2

Или, пожалуй, на дачу с родителями. Собирать последний урожай. «Ты ведь мужчина…» — Он даже услышал голос матери. Непонятно, с чего члены семьи его решили, что жизненное предназначение мужчины — собирать урожай на дачных грядках и что святое предназначение этого урожая — непременно быть собранным руками мужчины. Бред какой-то — кстати, его отец тоже не женщина…

Домой идти не хотелось. Хотелось чего-то другого. Простого и понятного, как жизнь. Банального, как глоток воды из-под крана. Чтобы забыть про Альберта. Про его тупость и жадность…

Он шел по улице, полностью поглощенный своими невеселыми мыслями, почти не замечая никого вокруг. Чуть не сбил с ног девушку, которая шла впереди него и внезапно остановилась как вкопанная.

«Черт», — подумал он раздраженно и обернулся. Стройная фигура, в меру обтянутая трикотажем, копна густых и светлых, как лен, волос. Девушка, кажется, что надо — так может быть, ему именно этого и надо? Сейчас, в этот тоскливый, серый вечер, неплохо было бы расслабиться… Такие красивые у нее волосы, и фигура прекрасная, и даже настроение у Сергея на короткий миг стало лучше.

Всего лишь на короткий миг. Она обернулась, он увидел ее глаза и сразу понял — нужно идти дальше, не останавливаясь. Не будет никакого флирта, не будет прозрачных намеков, уютного вечера в уютном кафе и скрипа тахты на съемной квартире у приятеля. Нужно идти дальше не останавливаясь, снова подумал он, но почему-то продолжал стоять на месте, не двигаясь. «Пожалеешь, — шепнул голос рассудка, — ох, как пожалеешь». Он и сам знал, чувствовал, что пожалеет. Что ни к чему ему все это — вселенская скорбь, сконцентрированная тысячекратно во взгляде голубых глаз незнакомой, чужой девушки. Пока еще незнакомой, пока еще чужой, пока еще можно все исправить, только не нужно стоять как столб и смотреть на ее туфлю. На туфлю, которую она почему-то держит в руке. Это совсем не то, что нужно ему сейчас. Совсем не те глаза, не тот взгляд. И это не Кнопка, тоскливо заныло сердце, и он снова подумал о том, что ничего уже не исправишь. Была бы Кнопка — было бы проще, не было бы никаких проблем, только Кнопки нет, вообще уже не существует в природе…

Шум поезда привычно звучал далеким эхом. Еще тысячи ничем не связанных мыслей пронеслись в голове прежде, чем он услышал ее голос:

— У меня сломался каблук.

Так вот в чем дело… Оказывается, существуют еще на свете простые вещи, которые все объясняют. Вот почему она держит туфлю в руках. Только ему уж точно нет до этого никакого дела. У него — семья, огород, урожай…

— Я вам очень сочувствую, — услышал он свой голос и почувствовал, что ноги наконец оторвались от земли. Сделал шаг, другой, оставляя позади — волосы, белые, как лен, что-то недосказанное во взгляде голубых глаз — все то, что было совершенно ни к чему. Совсем не то, совсем не нужно.

— Подождите.

Голос из-за спины заставил его обернуться. Сердце сжалось в тоскливом предчувствии. У него что, на лбу написано — экстренная психологическая помощь? Или она вообразила, что только у нее одной на душе может быть хреново?

— Ну что еще, — хмуро бросил он, стоя вполоборота.

— Говорю же вам, у меня каблук сломался.

Она свои глаза, интересно, хоть раз в зеркале видела? Если бы видела, догадалась бы, наверное, что эта святая простота никак со всем остальным не вяжется. С глазами по крайней мере. Снова, как всегда, вспомнилась Кнопка — как с ней было просто, никаких тебе недосказанных фраз и полунамеков.

— Девушка, я вам очень сочувствую. Но помочь, к сожалению, ничем не могу. Обратитесь в мастерскую.

«Нахамил? — подумал Сергей, прислушиваясь к собственным ощущениям. — Нахамил, кажется. Сразу заметно: — сдвинула брови, заморгала ресницами. Ресницами, мягко сказано — ресницащами, вот так будет точнее. Интересно, она их специальными удобрениями подкармливала, как помидоры на грядке, чтобы они такие длинные вымахали, или это от рождения? Ох уж эти грядки помидорные…» Только не на того напала — прошли уже те золотые деньки, когда он западал на женские ресницы. И не нужны ему эти отношения серьезные, которые она своим взглядом пытается ему навязать. Стоит, держит в руке туфлю и источает флюиды: я е такая, как все! Во мне скрыта тайна, загадка, ты будешь любить меня, ты захочешь остаться со мной — навсегда… Нет, не на того напала. Не будет он вешать на себя ее проблемы, и сломанный каблук в том числе. Свобода дороже, чем сто тысяч пар женских глаз. Пусть острижет свои ресницы.

— Послушайте, подождите, — произнесла она почти умоляюще. — Он совсем сломался, вот, видите?

Она продемонстрировала: каблук в одной руке, туфля — в другой. Ничего более убедительного в жизни видеть не приходилось.

— Вижу, — констатировал он со вздохом.

— Может быть, поможете мне дойти хотя бы до остановки?

— Помогу, — ответил он без эмоций и протянул руку.

Подумал: черт с тобой, доведу тебя до остановки, посажу в такси, даже расплачусь за это такси, лишь бы поскорее ты исчезла из поля зрения. Ушла из моей жизни — только кто сказал, что она успела уже в нее войти? Глупость какая, он даже имени ее не знает.

— Вас как зовут? — спросил кто-то вместо него. Он-то уж точно не мог этого спросить, ему это совсем ни к чему было, неинтересно. И непонятно вообще, откуда взялся этот голос, кому он принадлежал, потому что, кроме них двоих, поблизости никого не было.

— Света, — ответила она. — А вас?

— Сергей.

Он согнул руку в локте, представив себя со стороны и мысленно усмехнувшись — в самом деле, видел бы его сейчас кто-нибудь из приятелей! Этакий импозантный кавалер, степенно ведущий по улице прихрамывающую даму. Никаких тебе иллюзий — эта девица не из тех, которые запросто согласятся пойти «посмотреть какой-нибудь фильм» на съемную квартиру к приятелю. Не из тех и не из этих… Видно по глазам. Только что же это может быть такое, что так сильно зацепило его в этом взгляде голубых глаз, обрамленных длинными ресницами?

«Ведь это, дорогой мой, стандартно, — усмехнулся он мысленно. — Слишком стандартно — голубые глаза, обрамленные длинными ресницами. Бархатными, как обычно говорят в таких случаях. Кукла Барби, каких полным-полно в магазинах. Что за глупость — пытаться разглядеть вечность в глазах куклы Барби? С каких это пор тебя потянуло на шаблоны? Стареешь, приятель!»

Что-то было в ее глазах. И совсем не потому, что они большие и голубые, и ресницы эти бархатные совсем ни при чем. Оно, это что-то, было внутри, а в глазах только отражалось, как в зеркале. Душа, промелькнуло избитое сравнение — глаза ведь, говорят, зеркало души. И именно поэтому — как раз поэтому не стоило, не стоило начинать все это, останавливаться, вступать в разговор, спрашивать имя. Нужно было бежать — просто бежать не оглядываясь. Наверное, только так можно было спастись.

Она шла рядом и молчала почему-то. Хотя, по идее, должна была бы щебетать ему о том, какого скверного качества обувь продается в магазинах, о том, сколько денег она отвалила на прошлой еще неделе за эти бархатные туфельки, и вот теперь во что они превратились. О правах потребителя, о погоде, черт возьми, но почему-то она молчала, молчала так, как будто они знали друг друга сто лет, и им должно было, быть уютно в этом молчании. Сказала что-нибудь, что за игры такие дурацкие, кем она вообще себя вообразила? Банальный, ни к чему не обязывающий разговор был необходим, как воздух, он это чувствовал и выдохнул наконец: