Похищение невесты - Мэри Уайн Страница 2

Резко встав, она вышла из зала, отправившись к единственному живому существу, которое ни в коем случае не стало бы ей выговаривать.

Да и то только потому, что лошадь не умеет разговаривать: ведь Джемма часто горько жаловалась, уткнувшись лицом в ее бархатистую шею.

В тускло освещенной конюшне она прошла вдоль денников к своей кобылке. Лошадь приветливо фыркнула, заставив Джемму улыбнуться, хотя улыбка получилась довольно печальной. Джемма погладила светло-серый лоб, наслаждаясь тем, как гладкая шерсть щекочет ей ладонь. После смерти отца Гроза стала ее единственной подругой — и Джемма только теперь поняла, что так и не свыклась с потерей. Она отказывалась думать о ней, упорно не желала признаться себе в том, что уход отца из жизни стал для нее глубочайшей раной.

Вместо того чтобы тихо переживать свое горе, она превратилась в скандалистку, раздражая всех окружающих и отправляясь в долгие поездки верхом по землям отца, пока остальные обитатели замка занимались множеством дел, необходимых для его нормальной жизни.

Керан, как и остальные, назвал это эгоизмом, но на самом деле это был побег. Джемма садилась на лошадь и уезжала для того, чтобы не думать постоянно о смерти отца. Дело было не в том, что она пыталась увильнуть от работы или считала, будто брак с Бэррасом был бы для нее унизителен: она стремилась к благословенному избавлению от всяких мыслей, лишь бы хоть на время позабыть о постигшем ее несчастье. Она престо не обращала внимания на то, что время проходит; ей казалось, что оно теперь стоит на месте. Благодаря этому у нее не было необходимости давать волю печали, которая грозила ее испепелить.

Бэррас…

Об этом родовитом шотландце она тоже предпочитала не думать, хотя и по иной причине. Он смотрел на нее так, словно хотел до нее дотронуться. Даже сейчас ее тело пронизала дрожь из-за одного только воспоминания о том, как его взгляд скользил по ее фигуре, медленный и внимательный. При этом его глаза сужались, а губы жадно сжимались. Какое-то странное чувство шевельнулось у нее внутри и заставило сердце биться быстрее, хоть ей и не удавалось понять, что же это такое. Может быть, это всего лишь уловка, чтобы не думать о том горе, которое постоянно готово было овладеть всем ее существом?

Ей было стыдно, что она так себя вела. Нехорошо это, неправильно. Чувство вины начало стремительно разрушать тот щит, которым она оградила себя, стараясь увериться в том, что ничего дурного не делает. Ну что ж, насчет «ничего» она была права. Этот недостаток необходимо было поскорее исправить. Гроза нетерпеливо ударила копытом. Кобыла привыкла к тому, что Джемма каждое утро приходит, чтобы поездить верхом.

— Не сейчас, подруга. Может, чуть позже.

Повернувшись, Джемма решительно выпрямила спину. Конюхи взирали на нее с явным недоумением, но она спокойно отправилась обратно в замок.

В воздухе уже ощущалось дыхание осени, шла уборка урожая. Работы было сколько угодно для всех — от малышей до стариков. В кладовые аккуратно укладывали орехи, коренья и зерно. В полях связывали в снопы ячмень, который молотили цепами, провеивали на замковом дворе и складывали в мешки, которые женщины зашивали, чтобы хранить до зимы. В основном это поручалось совсем молоденьким девчушкам, чтобы они учились работать иглой.

Мужчины приносили в замок морковь и лук в больших корзинах на лямке. Тыквы созреют чуть позже. А сейчас, в ясную погоду, детей отправляли в лес за ягодами. Пока солнце оставалось на небе, все трудились, чтобы заполнить кладовые до начала зимы.

— Наверное, я к старости ослепла: глаза меня обманывают!

Мейтленд Митчелл прислуживала в замке Эмбер-Хилл с тех пор, как научилась ходить. Под взглядом этой женщины Джемма почувствовала, как ее щеки начинают жарко пылать от стыда. Устремив на нее суровый взгляд, Мейтленд вытирала руки о свой фартук. На куске старой ткани уже было немало пятен, говоривших о том, что Мейтленд с раннего утра загружала себя работой. Джемма прекрасно знала, что, когда та утром только надела фартук, он был совершенно чистым.

— Глазам можешь верить, как и раньше. Стараюсь держать себя в руках, не поддаваться горю.

Лицо пожилой женщины смягчилось, а взгляд стал теплым.

— Ну, похоже, что вы пришли в себя, так что больше говорить не о чем. Пришла беда — куда от нее денешься? Я никогда не сомневалась в том, что вы поймете, что надо жить дальше. Лишние руки будут очень кстати. У нас много дел: вчера вечером на склонах уже видели изморозь.

Это означало, что к ним приближается зима. Теперь дни постепенно станут короче, и все думали только о том, чтобы собрать урожай до наступления заморозков. Джемма поспешно сняла с крюка на стене один из чистых фартуков и повязала его. В глазах Мейтленд читалось одобрение, которое согрело Джемме сердце. Мейтленд помогала ее растить, заменив ей рано умершую мать. Эта женщина не занимала в замке никакой высокой должности, но благодаря ее огромному опыту вся прислуга Эмбер-Хилла относилась к ней весьма почтительно. Это уважение Мейтленд было заслуженным — и Джемма вдруг поняла, что сама мечтает о таком к себе отношении.

— Во дворе варится мыло. Помешайте его и проследите, чтобы дети не залезли в угли.

— Хорошо.

Джемма повернулась и поспешно вышла во двор. От огромных чугунных котлов в прохладном утреннем воздухе валили клубы пара. Тачки с пеплом и сажей стояли рядом с большими рамами, обтянутыми тканью. Пепел лопатами бросали на рамы, а потом обливали водой, получая щелок.

Взяв длинную мешалку, Джемма начала отодвигать густеющую массу от стенок котлов, где мыло приготавливалось быстрее. Котлы будут стоять на огне, пока все их содержимое не превратится в мягкое желе. Поблизости уже были приготовлены деревянные ящики, которые будут наполнены, когда Мейтленд сочтет мыло готовым. Там оно высохнет, после чего будет разрезано на куски. От густого пара у Джеммы зачесалась голова, от сильного запаха защекотало в носу. У нее начали ныть плечи, но она улыбнулась.

Она, наконец, прекратила бегство от себя самой.

Как ей удавалось не замечать, как она жила раньше? Отец был ей лучшим другом. Она тяжело вздохнула. Горе — очень сильное чувство. Ездить в одиночку по окраине владений в это неспокойное время было большой глупостью. Возможно, она хотела присоединиться к отцу, сама не сознавая, что именно делает.

Он бы этого не одобрил. Да она и сама не стремилась к смерти.

Приходится признаться, что отец был бы очень огорчен, если бы узнал о ее неразумном поведении. Ездить по границе между Англией и Шотландией всегда было опасно, но сейчас, когда Генрих Тюдор — восьмой король Англии, носящий это имя, — был так близок к своей кончине, отношения между Шотландией и Англией стали хуже, чем когда бы то ни было. В Шотландии вообще не было короля — была только крошечная девочка-королева по имени Мария, которую короновали в девятимесячном возрасте. Генрих VIII договорился о помолвке малышки со своим сыном Эдуардом, но в Англии многим хотелось, чтобы королеву Шотландии Марию растили в Англии, чтобы она стала протестанткой, а не католичкой, как ее мать.