Цвета лжи - Джорджет Хейер Страница 2

– Это действительно так, – согласился он. Он опустил взгляд на кровать и сощурил уголки глаз, когда увидел волнистое покрывало из газовой материи:

– Слишком франтовато! И не очень подходит. Она разразилась очаровательным серебристым смехом.

– Чепуха! Так как ты находишь комнату? Он сел, поднял ее руки к губам, пытаясь поцеловать ее ладони:

– Совсем как ты: прелестная и нелепая!

– И такая же, как ты! – отпарировала она, думая, что нет на свете более красивых мужчин, чем ее сыновья-близнецы.

В высшем свете, к которому они принадлежали, тоже отмечали, но сдержанно, что близнецы Фэнкоты красивы, но не так, как их отец. Они не унаследовали классической правильности его черт; скорее, они были похожи на мать. И хотя она была признанной красавицей, беспристрастные люди считали, что ее очарование объясняется не столько совершенством лица, сколько ее живым обаянием. Это обаяние, как утверждали ее наиболее преданные обожатели, было сравнимо с очарованием первой жены пятого герцога Девошпира. Были и другие черты сходства между ней и герцогиней: она обожала своих детей и была безрассудно расточительна.

Что касается Кита Фэнкота, в свои двадцать четыре года он был хорошо сложенным молодым человеком, немного выше среднего роста, с развитыми плечами и красивыми ногами в модных панталонах в обтяжку. Он был темнее матери, его блестящие локоны можно было назвать скорее каштановыми, чем золотистыми, в очертаниях губ чувствовалась твердость характера, которая отсутствовала у нее. Но глаза у них были одинаковые: живые, цвет между голубым и серым; в них так и прыгали смешинки. У него была такая же очаровательная улыбка, которая вместе с его приятными искренними манерами делала его всеобщим любимцем. Они были похожи со своим братом, как две капли воды, и лишь очень близкие знакомые были в состоянии различать их. В их фигурах не было заметного различия, если только они не стояли рядом, когда можно было заметить, что Кит чуть выше Ивлина, а волосы последнего сильнее отливают золотом. Только очень проницательный человек мог обнаружить существенное различие между ними, так как оно было достаточно тонким и заключалось в выражении их глаз: глаза Кита были добрее, глаза Ивлина ярче; оба они чаще смеялись, чем хмурились, но Кит мог печалиться из-за таких пустяков, которых Ивлин даже не замечал. Ивлин мог внезапно перейти от веселья к отчаянию, тогда как Киту с его более ровным характером такие смены настроения были чужды. В детстве они могли ссориться из-за ерунды, но тут же объединялись против любого вмешательства в их выдумки. В отрочестве именно Ивлин затевал наиболее возмутительные подвиги, а Кит придумывал, как из них выпутаться. Когда они стали мужчинами, обстоятельства разлучили их на долгое время, но ни расстояние, ни различный склад характеров не ослабили связи между ними. Они ничуть не страдали от разлуки, у каждого были свои собственные интересы, но когда братья встречались после многих месяцев, казалось, что они не виделись всего лишь неделю.

По возвращении из Оксфорда они не много времени проводили друг с другом. В их семье было обычаем, чтобы младший сын избирал политическую карьеру, и Кит поступил на дипломатическую службу под покровительство своего дяди Генри Фэнкота, который за успехи на дипломатическом поприще только что получил титул барона. Кита послали сначала в Константинополь; однако, поскольку его назначение на должность младшего секретаря совпало с мирным периодом в истории Турции, он вскоре вознамерился убедить своего отца купить ему пару цветных лент; и даже постарался – с оптимизмом человека, не достигшего совершеннолетия, – убедить его светлость в том, что ошибся в выборе своей профессии.

В Европе в это время происходили бурные события; и горячей молодежи, посвятившей себя служению стране, казалось невыносимым прозябать в тихой заводи. К счастью, покойный граф был не самым упорным из родителей, и Кита перевели в Санкт-Петербург до того, как скука первого назначения побудила его к мятежу. Если началу дипломатической карьеры он был обязан своему дяде, то отец был ответственным за второй шаг: лорд Денвилл был твердым, однако его искренняя привязанность к Киту не позволила твердости перерасти в черствость. Здоровье его было подорвано, и в течение нескольких лет его участие в политике было невелико. Однако он сохранил связи и нескольких хороших друзей в администрации.

В конце 1813 года Кита послали в штаб генерала Кэткарта, и после этого у него не было ни времени, ни повода жаловаться на скуку. Кэткарт был не только посланником при царе, но также британским военным комиссаром, прикомандированным к армии, и в его свите Киту довелось повидать большую часть успешной кампании 1814 года. Что касается Кэткарта, он принял молодого человека без энтузиазма и уделял бы ему не больше внимания, чем любому из своих секретарей, если бы Кит не подружился с его сыном. Джордж Кэткарт, молодой лейтенант 6-го гвардейского драгунского полка, служил в качестве военного адъютанта своего Отца. Он много времени проводил, развозя почту английским офицерам, прикомандированным к русской армии, однако всякий раз возвращаясь в штаб-квартиру, он сразу же разыскивал своего единственного сверстника в посольстве. Кит, таким образом, неизбежно попадал на глаза его светлости и вскоре снискал его расположение. Кэткарт считал его симпатичным малым, отзывчивым, с приятными манерами: как раз тот тип благовоспитанного юноши, чьи качества бесценны для переутомленного почтенного дипломата, обязанного устраивать пышные приемы. Кит был тактичен и ловок, и при всей своей обаятельной беззаботности обладал подсознательным тактом. Когда его светлость поехал в Вену на конгресс, он взял с собой Кита. И Кит там остался. Отнесясь к нему с безразличным равнодушием ради дяди-барона, лорд Кастлерей представил его вновь назначенному послу. Кит пришелся по душе лорду Стюарту, которого на конгрессе непочтительно называли лордом Пумперниккеллем [1]. И хотя его огорчила разлука с Кэткартом, он был доволен, что не вернется в Санкт-Петербург после окончания войны. К тому времени он уже не завидовал судьбе Джорджа Кэткарта, который был назначен в штаб Веллингтона, когда тот находился при Ватерлоо. Кит настолько увлекся запутанной мировой политикой, что Санкт-Петербург казался ему столь же отдаленным от центров, где вершились судьбы мира, как и Константинополь.

В последние два года он дважды встречался с Ивлином за границей, а в Англию заехал лишь один раз, на похороны отца: ранней осенью 1816 гола лорд Денвилл внезапно умер. С этого времени, примерно пятнадцать месяцев, леди Денвилл не видела своего младшего сына. Сначала она подумала, что он совсем не изменился и сказала ему об этом. Затем она исправилась и сказала:

– Нет; это глупо! Ты выглядишь старше, конечно! Видишь ли, дело в том, что Ивлин тоже повзрослел, и я к этому привыкла. Ты по-прежнему похож на него, как две капли воды. Дорогой, мне хотелось бы, чтобы ты рассказал, как случилось, что ты так внезапно появился? Ты приехал с депешей? Ты курьер?

– Нет, – ответил он серьезно. – Я приехал, чтобы заняться своими неотложными личными делами.

– Боже мой, Кит, я никогда не знала, что у тебя есть такие дела! – воскликнула она. – Ты шутишь!