Влюбленный виконт - Эмма Уайлдс Страница 2

— Деньги вам доставят завтра, если это вас устроит.

— Разумеется.

Люк направился с явно беззаботным видом туда, где на столе, покрытом красным бархатом, выстроились в ряд бутылки, часть которых охлаждалась в ведерках со льдом.

Он оставался крепко зажат внутри — и из-за напряженной игры, и из-за ее результатов.

Коль скоро наличие старательно культивируемой репутации одного из самых беспутных людей в Лондоне означает, что количество подобных вызовов будет возрастать, ему придется выложить еще больше наличных в том случае, если в следующий раз игра пойдет по-другому. Взяв графин, он плеснул вина в бокал и поднес его к губам.

— Милорд!

Он обернулся и увидел одного из ливрейных лакеев; лицо этого молодого человека, покрытое оспинами, было старательно напудрено, на руке он с непревзойденным совершенством удерживал в равновесии поднос.

— Да? — отозвался Люк.

— У меня для вас записка, ее принесли сюда минуту назад. Сообщение срочное — по крайней мере, так мне сказали.

Люк взял конверт и бросил взгляд на печать.

— Благодарю вас.

Через пару минут он вышел на улицу, где с черного неба сыпалась мелкая морось. Его кучер, сидевший сгорбившись под надвинутой шляпой и плащом, молча кивнул, когда ему сообщили адрес. Усевшись в карету, Люк отряхнул мокрые волосы и снова прочел записку. Быстро пробежав глазами по нацарапанным строчкам, он ощутил дрожь, которой не ощущал в игорном зале, когда сидел перед Кейном, поставив на кон небольшое состояние.

Должно быть, дело действительно срочное, потому что человек, принесший записку, даже не стал с ним разговаривать.

Зачем было Мэдлин писать ему, и, что еще непонятнее, зачем он понадобился ей немедленно?

Она попала в беду.

Мэдлин Мей, леди Бруэр, ходила по своей гостиной, не замечая ничего, что раньше доставляло ей удовольствие. Восточная ваза на маленьком столике у окна, которую ей подарили на свадьбу, светло-желтый атлас стен, портрет деда ее мужа, висевший над камином, дерзкая улыбка изображенного, мучительно знакомые темные волосы под шляпой с пером…

За окнами было темно. Она не ела весь день, и теперь в животе у нее урчало, и, наверное, это было хорошо. Рюмка портвейна, которую она осушила совершенно не по-дамски, вызвала у нее легкое головокружение, но у нее хотя бы перестали дрожать руки. Она с тоской посмотрела на графин, но решила, что вторая рюмка в любом случае никуда не годится, от нее пустому желудку станет только хуже. Вместо этого она отдернула тонкую кружевную занавеску и снова посмотрела на улицу. Там было пусто, безжизненно, не было слышно даже дребезжания проезжающих наемных экипажей.

Где, черт побери, этот проклятый, невыносимый человек?

«Не сходи с ума. Сохраняй спокойствие».

Наконец с грохотом проехала карета, но то была не его карета, и Мэдлин закусила нижнюю губу и принялась постукивать пальцами о подоконник. Часы, стоявшие в углу, смеялись над ней своим тиканьем.

— Чему я обязан честью вашего царственного вызова?

Услышав этот глубокий голос, раздавшийся в дверях, Мэдлин вздрогнула и задохнулась. Круто повернувшись, она увидела Люка Доде, опирающегося плечом о дверной косяк; эта небрежная поза не соответствовала внимательному взгляду его серых глаз. Как всегда, лорд Олти был излишне красив в черном, безупречно пошитом вечернем костюме, шейный платок, украшенный бриллиантовой булавкой, сверкал чистотой, темно-русые волосы были чуть длиннее, чем того требовала мода. Его точеное мужественное лицо оставалось в тени, потому что в гостиной горела всего одна лампа. Перчатки он держал в руке.

— Как вы вошли? — спросила Мэдлин. — Я не видела вашей кареты.

Выгнутые брови слегка приподнялись от раздражения, вызванного ее вопросом.

— Дорогая Мэдлин, тон вашей записки вынудил меня остановиться раньше, чем я подъехал к вашим дверям, особенно учитывая, который теперь час. Мне хочется думать, что я джентльмен в достаточной степени, чтобы считаться с вашей репутацией, поэтому я велел кучеру остановиться за квартал до вас и пошел пешком. Вход для слуг меня вполне устраивает, а замок оказался простым.

— Вы открыли замок отмычкой?

Он побренчал чем-то в кармане.

— Быть может.

Будь обстоятельства иными, она пришла бы в большую ярость из-за его наглости, но ведь она послала за ним и нуждалась в его помощи. Она займется плачевным состоянием безопасности ее дома в другой раз, если ей удастся провести остаток жизни не в Ньюгейтской тюрьме.

Не веря собственным ушам, она сказала, как будто любезность соответствовала нынешней ситуации:

— Не хотите ли чего-нибудь выпить, милорд?

Люк прищурился.

— Вряд ли вы пригласили меня для того, чтобы угостить бокалом вина, а ваше лицо я вполне могу назвать бледным, или даже серым. Почему бы вам не сесть, не передохнуть и не объяснить мне, зачем вам понадобилась моя помощь? Я считал, что между нами нет никаких теплых отношений.

— Да, их нет.

Обычно ей удавалось держаться на людях с ледяной любезностью, но она ненавидела прославленного виконта Олти всеми фибрами своей души. Однако как бы ни было унизительно признаться в этом, он был единственным известным ей человеком, который может ей помочь, а она никогда еще не нуждалась в помощи сильнее, чем сейчас.

— Итак, я умираю от любопытства, зачем вы послали слугу бегать по всему Лондону и искать меня.

Наверное, он прав. У нее действительно кружится голова, и сесть — это неплохая идея. Унизительно будет, если она упадет перед ним в обморок, и этого ей совершенно не хотелось. Она предпочла усесться в изящное, обитое шелком кресло в стиле Людовика XIV и со злостью сказала себе, что плакать она не собирается. И особенно в присутствии Люка Доде.

Было очень трудно совладать с собой, но ей удалось сжать руки, а виконт опустился в противоположное кресло и устремил на нее вопрошающий взгляд:

— Мэджи?

— Я ненавижу это прозвище.

Она встревожилась, потому что голос ее прозвучал почти неузнаваемо и, несмотря на всю решимость, глаза защипало.

— Понимаю. — В его улыбке не было ничего веселого. — Как вы думаете, зачем я употребил его? Могу себе представить, как вы называете меня, когда: меня нет рядом. Полагаю, весьма нелестно. Но отбросим все это. Должен признаться, я начинаю тревожиться. Обычно вы воплощение уравновешенной, искушенной аристократической светской леди, но честно говоря, дорогая, сегодня у вас такой вид, будто вы вот-вот ударитесь в истерику, чего мне хотелось бы избежать. Большинство мужчин терпеть не могут демонстраций женских эмоций, в том числе и я. Будет проще, если вы скажете мне, что случилось, и мы начнем танцевать от этого.

Хотя она и напоминала себе каждый день, как сильно ненавидит этого немыслимо привлекательного, но славящегося своим непостоянством лорда Олти, его небрежный тон действительно помог ей сохранить хотя бы толику достоинства. Она попыталась справиться с тихим всхлипыванием, выиграла в этой битве, а потом сказала ему ужасную правду: