Достойная леди - Джорджет Хейер Страница 2

– Стоп, стоп!.. – со смехом прервала ее Эннис. – Я не нашла ничего плохого ни в ком из них. Я просто не смогла обнаружить в себе ни малейшего желания выходить за кого-либо из них замуж. На самом деле я просто вообще не хочу замуж.

– Но, Эннис, каждая женщина должна хотеть замуж! – воскликнула потрясенная леди Уичвуд.

– Ну вот, теперь ясно, что подумают обо мне люди, когда увидят, что я живу отдельно! – воскликнула Эннис. – Сочтут меня эксцентричной личностью! Десять к одному, что я стану одной из достопримечательностей Бата подобно старому генералу Престону или той чудачке, которая ходит в старинном кринолине и громадной шляпе с перьями! Обо мне заговорят как о…

– Если ты немедленно не прекратишь говорить ерунду, я не устою перед искушением тебя отшлепать! – прервала ее речь леди Уичвуд. – Не сомневаюсь, что о тебе заговорят, но вовсе не как об эксцентричной личности!

Правы оказались обе. В Бате Эннис не чувствовала себя чужой – в самом городе и окрестностях жили ее близкие друзья, которых она частенько навещала. Да, ее желание покинуть дом брата и жить самостоятельно было сочтено несколько эксцентричным, но и репутацию весьма независимой девушки – ей было уже двадцать шесть лет – могли поставить ей в укор только самые консервативные леди. Единственное, чему можно было удивляться, так это тому, что в свой первый же лондонский сезон она не оказалась замужем за каким-нибудь джентльменом, ищущим особу, в которой соединялись бы знатность, красота и богатство.

Размеров ее состояния не знал никто, но было ясно, что оно велико: ее семья владела поместьем «Твайнем-Парк» в течение многих поколений; красота же мисс Уичвуд поражала многих.

Конечно, кое-кто считал, что она высоковата, другие находили красавицами только брюнеток, но подобных критиков находилось очень мало. Поклонники же мисс Уичвуд – а их было не счесть – утверждали, что Эннис – само совершенство и что в ней, от золотистых кудрей до изящных ножек, нет ни единого изъяна. Особенно хороши были синие глаза, сияющие таким светом, что один поэтически настроенный джентльмен из числа ее воздыхателей как-то заявил, что перед их светом меркнут сами звезды. Что же до всего остального, то у нее была великолепная фигура, двигалась она с непревзойденным изяществом, одевалась с незаурядным вкусом и обладала прекрасными манерами, благодаря чему даже такая строгая дама, как миссис Мандевилль, говорила: «Мисс Уичвуд очаровательная девушка: никакого жеманства; просто не понимаю, почему это она не замужем!»

Друзья ее отца знали, что тот души не чаял в дочери, и предполагали, что именно поэтому она не приняла ни одного из предложений руки и сердца. Все считали, что именно поэтому она и перебралась в Бат, – а где еще можно встретить приличного жениха? Предосудительным ее поведение показалось лишь одной даме, но, поскольку та отличалась злобным нравом, да к тому же имела на руках двух уродливых дочерей, которых ей нужно было срочно выдать замуж, никто не принял ее высказываний всерьез. К тому же с мисс Уичвуд жила компаньонка, женщина почтенного возраста, – что могло быть благопристойнее?

Поскольку полностью подтвердилась правота сэра Джоффри и он мог теперь гордиться своим мудрым решением, его отношения с сестрой стали гораздо сердечнее, чем когда-либо. Что же касается мисс Фарлоу, то она была счастлива. Никогда в жизни она не жила с большим комфортом, и она испытывала бесконечную благодарность к своей дорогой Эннис, которая не только платила ей очень щедрое жалованье, но и окружала ее невиданной ранее роскошью – от камина в спальне до возможности брать экипаж в случае необходимости. Она, конечно, не собиралась пользоваться этой возможностью, ибо посягательство на права хозяйки представлялось ей неприличным. Мисс Уичвуд это, правда, не радовало, даже раздражало. Преисполненная благодарности мисс Фарлоу много суетилась вокруг девушки, с готовностью бросалась выполнять любые ее поручения – вызывая отчаянную ревность у мисс Джерби, старой и преданной горничной Эннис, стараясь развлечь Эннис безостановочным потоком своей болтовни.

Именно этим она как раз и занималась на обратном пути из «Твайнем-Парк» в Бат. То, что мисс Уичвуд па все ее вопросы отвечала односложно и явно неохотно, не урезонило мисс Фарлоу, напротив, она становилась все оживленнее, поскольку мисс Фарлоу видела, что ее дорогая мисс Уичвуд что-то загрустила. Без сомнения, ей было грустно уезжать из «Твайнема»: мисс Фарлоу прекрасно это понимала, потому что она и сама испытывала то же чувство, – неделя, которую она провела в «Твайнем-Парк», была такой приятной!

– Как же добра леди Уичвуд! – воскликнула она. – Просто жалко уезжать, хотя, конечно, дома лучше. Ну, теперь мы будем ожидать Пасхи, когда они приедут к нам в «Кэмден-Плейс». Как же мы будем скучать без очаровательных детишек, не так ли, Эннис?

– Не думай, что я буду так уж скучать, – сказала Эннис, слабо улыбнувшись. – И мне кажется, что Джерби тоже не будет скучать без них! – добавила она, бросая взгляд на свою горничную, которая молча сидела на переднем сиденье, держа на костлявых коленях шкатулку с драгоценностями хозяйки.

– Последняя встреча Тома с Джерби едва не закончилась плачевно. Поверь мне, Мария! Я уверена, что, если бы я не вошла в этот момент в комнату, она отшлепала бы его – и по заслугам! Правда, Джерби?

На что горничная ответила:

– Хоть я и могла испытывать искушение сделать это, мисс Эннис, но Господь дал мне силу воспротивиться соблазнам.

– Разве это Господь? – возразила Эннис, поддразнивая ее. – А я-то думала, что Тома спасло мое вмешательство!

– Бедный малыш! – произнесла мисс Фарлоу. – Он такой живой. И он так своеобразно разговаривает! Никогда еще не встречала такого искреннего ребенка! А твоя милая маленькая крестница, Эннис!

– Нет, ни за что не смогу восторгаться грудными младенцами, – как бы извиняясь, сказала Эннис. – А вот когда они немного подрастут, тогда другое дело. А пока что пусть ими восторгается мама. И ты, Мария, если можешь.

И тут мисс Фарлоу поняла: у Эннис сильнейшая головная боль. Чем иначе можно объяснить ее черствость? И она сказала:

– Почему ты не сказала, что у тебя болит голова? Так и надо было сказать. Ничто так не раздражает, как необходимость слушать необязательный разговор, если ты не в настроении. Наверное, причиной мигрени стала эта ужасная погода, у меня лично от холодного ветра всегда появляется нервный тик. А сегодня ветер просто ледяной – мы, конечно, не чувствуем его здесь, в экипаже, который, безусловно, самый комфортабельный из всех, какие я когда-либо видела, но здесь все равно наверняка сквозит, и, кроме того, вспомним, что ты несколько минут разговаривала с сэром Джоффри перед тем, как сесть в экипаж. Вот причина твоей головной боли, поверь мне! Надеюсь, что она пройдет, когда ты окажешься дома, но пока я не буду утомлять тебя разговорами. Ты уверена, что тебе не холодно? Давай-ка я дам тебе свою шаль, чтобы ты покрыла голову, а Джерби или я подержим твою шляпу… Так, а куда же я положила нюхательную соль? Она должна быть в моей сумочке, ведь я всегда кладу ее туда, отправляясь в дорогу… Но кажется, ее нет… Ах, да вот она! Соскользнула вниз и, оказывается, лежит под носовым платком, хотя я просто не понимаю, как она могла там оказаться, ведь я точно помню, что положила ее на самый верх, чтобы она была под рукой. Я часто думаю, как это странно, что вещи двигаются сами по себе, и ведь никто не сможет отрицать, что они это делают!