Татуированная любовь - Гайя Алексия Страница 2

Я знаю ее как облупленную, догадываюсь, что она сейчас скажет: что-нибудь ироничное и грубое.

– Бог ты мой, неужели Тиган Доу пришел вовремя? – иронизирует она.

Вот так удача! Я холодно ей улыбаюсь.

Мне кажется, или она потолстела?

Я опускаю глаза и вижу ее огромный живот. Почти уверен, что она даже не видит за ним своих ног.

– Это ребенок, Тиг… Я беременна. Ладно тебе, не дуйся, – произносит она, проследив за моим взглядом. – Пошли давай.

Я пожимаю плечами и следую за ней в кабинет.

Закрыв за собой дверь, она обходит вокруг стола со своим огромным животом и усаживается напротив меня в кожаное бежевое кресло, знакомое мне до боли.

– Не ожидала тебя увидеть. Ты игнорировал мои звонки после суда. Я уже собиралась обзванивать морги, ты ведь меня знаешь…

Я усмехаюсь.

Морги, как же! Нет, моя жизнь, может, и дерьмовая, но я за нее еще держусь.

– Ну и? – добавляет она.

– Что и? – переспрашиваю я, уставившись на нее в упор.

– Почему ты так исчез? Что с тобой произошло? Где ты спал? – сердито заканчивает она.

– Я спал. По-моему, этого уже достаточно, нет?

Солис тяжело вздыхает и пристально на меня смотрит.

– Нет, Тиган. Мне нужно знать, вляпался ли ты снова в какое-нибудь дерьмо, или все же есть шанс прожить остаток года без проблем.

– Да не переживай ты так! Я еще жив, это же круто, да? – ответил я.

У меня не было ни малейшего желания рассказывать ей, где я был, и тем более, о том, что со мной происходило. Она бы меня убила.

– Выглядишь отстойно. Ты что-то принимал?

На этот раз уже вздохнул я.

Ничего не принимал, кроме своей дерьмовой жизни. Не было ни малейшего желания ей сопротивляться.

– Да я чище твоей сестры, Солис. Бред ты несешь какой-то… – бормочу я.

– Меня зовут Натали, Тиган. И оставь мою сестру в покое, пожалуйста. Я не получала никаких новостей от Терри, офицера по твоему досрочному, и это уже хороший знак. Но я волнуюсь за тебя.

Я сжимаю зубы. Чертов Терри. Чем меньше с ним пересекаюсь, тем лучше себя чувствую. Готов стать милой послушной овечкой, лишь бы никогда больше не чувствовать его тошнотного дыхания.

Я избегаю пронзительного взгляда Солис, которая качает головой, поджав губы.

– Понятно, как всегда ты не слишком-то разговорчив. Вижу, ты даже не постарался изменить свой стиль в одежде? – снова начала она.

– Один дерьмовый галстук ничего не изменит, На-та-ли, – сказал я специально разделив ее имя по слогам.

Она делает вдох, а затем шумно выдыхает, поглаживая свой огромный живот.

Не знаю почему, но мне совершенно не нравится то, что я вижу.

До этого момента у нее не было никакого ребенка, и меня это вполне устраивало.

– Нет, мой взрослый мальчик. Один галстук может изменить очень многое, это как символ того, что ты готов измениться. Впрочем, я тебя предупреждаю: за десять лет данная семья не имела никаких проблем с детьми, которых они усыновили. Очень надеюсь, что ты завяжешь со всей нелегальной торговлей, или ты не переступишь через порог их дома. Хиллзы – порядочные люди, хочу, чтобы они таковыми и остались.

Я вполуха слушаю ее бла-бла-бла. В какой-то момент она убаюкала меня своим бредом про искупление. Не преступник я, чего тут еще обсуждать? Обносил тачки, да. Воровал сумочки. Ну приторговывал там всяким, но ничего серьезного, уж я-то себя знаю. У Солис просто дар какой-то все преувеличивать. И что касается моей новой семьи, я тоже уже все знаю: прослушал сообщения на моем автоответчике. Хиллзы – идеальная семья, которая помогает несчастным лузерам типа меня. А ты говоришь… Да они такие же, как и все, видят во мне только деньги, которые смогут заработать, приютив меня.

Если бы передо мной не маячила перспектива оказаться запертым в четырех стенах, то я даже и слушать бы не стал этот треп.

– Ты меня слышишь? – спрашивает Солис.

– Ага… Ты, кажется, сказала бла-бла-бла… – тотчас же отвечаю я.

– Знаешь, иногда мне больше нравится, когда ты держишь свой рот закрытым! – рявкает она.

Солис аккуратно поднимается, пытаясь не задеть животом мебель и понять, где она пролезет, а где нет, чтобы взять со стола ключи от машины.

Теперь я точно уверен: она не видит своих ног.

– Ладно, твоим хамством я займусь позже. Идем. Но прежде надень это, – вздыхает она, протягивая мне что-то белоснежно-белое.

Я грубо выхватываю это что-то из ее рук.

– Что это еще за дерьмо?

– Это дерьмо называется «сделай небольшое усилие над своим стилем в одежде». И поторопись, мы уже опаздываем.

Я разворачиваю эту белую штуку. О нет… рубашка. Бесит!

Гляжу исподлобья на Солис: стоит, ждет меня около двери, как охранник в супермаркете, сложила руки на своем огромном животе. Я ее знаю, пока не надену на себя эту дрянь – не выйду отсюда. Она скорее сожрет меня тяжелым взглядом прямо здесь. Я стягиваю через голову толстовку с капюшоном и натягиваю эту чертову рубашку поверх майки.

– Только посмотри на себя, да ты там всех покоришь с первого взгляда, – издевается Солис. – Слушай, у тебя что, новая татуировка? – интересуется она, разглядывая мою шею.

Я опустил глаза на вытатуированные слова, которые доходили до плеч. Ее взгляд сказал мне многое. Да, еще одна. Есть еще, и это, не считая ног и спины. Но ей об этом знать не обязательно, достаточно она причитала про мои руки и шею.

– Ага. Но даже не проси меня рассказать, что это значит, несовершеннолетним такое знать не положено, я тебя уверяю.

Солис рассмеялась, немного раздосадованная. А я тем временем застегивал пуговицы на рубашке.

– Эх, не будь ты таким грублияном, я могла бы стать твоей матерью, – говорит она.

– Не-а, ты слишком толстая для этого, – бросаю я ей в ответ и застегнул последнюю пуговицу.

Теперь сходство с татуированным пингвином окончательное. Я взял свою толстовку, и мы вышли из ее офиса.

– Я не толстая, Тиган, я беременна.

– Ну это ты так говоришь…

– Мой муж тоже так говорит. Ты не хочешь узнать, что это такое?

– Кто такой твой муж? Держу пари, что это старый дряхлый извращенец.

Она хохочет. Никогда ее не пойму: чем отвратительнее я себя веду, тем больше это ее забавляет. Кажется, ей нравится, что я не боюсь болтать все, что приходит мне в голову.

Мы подошли к лифту, и она нажала на кнопку.

– Нет, что такое ребенок, балбес!