Влечение. Истории любви - Ирада Вовненко Страница 2

Продолжительное ожидание клиента располагает к рефлексии, ловлю ускользающие мысли, выстраиваю их более-менее ровно. Люблю в темное время суток представлять себе, что город под куполом черного зонтика сказочного Оле-Лукойе, его он раскрывал перед непослушными, проказливыми ребятишками. Иногда мне кажется, что вот этот теплый светящийся конус фары способен подарить пусть на пару грошей надежду людям, маленьким несчастливым человечкам, сиротливо пробирающимся в промозглом воздухе, зябко кутающимся в тощие синтепоновые куртки – им явно холодно.

Ведь когда человек счастлив, ему тепло и даже жарко. Он сбрасывает с плеча мягчайшее кашемировое пальто и бросает его в грязь, чтобы вольно ступали нежные ноги на цыпочках. Он и сам норовит пройтись по снегу босиком, и ещё под дождь – с непокрытой головой, и смеяться победно и громко, простирая руки к богам без имени, милостивым к нему сейчас.

Счастье – превосходная анестезия, и, если какой-нибудь случайный и докучливый прохожий в тулупе, валенках и сбитой набок шапке-ушанке спросит: «А помнишь, как твое сердце было разбито?» – счастливый человек задумается ненадолго. Потом понимающе улыбнется, потреплет тулуп по щеке, покрытой голубоватым игольчатым инеем, и ответит успокаивающе: «Помню-помню, а как же».

Но он не помнит, конечно. Не помнит, как дрожал от холода, кутаясь в свитер с горлом, свитер еще, лыжную куртку, меховое пальто и сверху огромный шарф крупной вязки. Не помнит, как забирался с головой под одеяло, съеживаясь эмбрионом, с тоской пытаясь вспомнить потерянное навсегда внутриутробное блаженство, а впереди новый день, и надо как-то его перетерпеть. Не помнит, как глотал горячий чай с медом, обжигая онемевшие губы, на губах застыло страдание, на каждой свое, верхнее и нижнее, итого два.

Стук каблуков, плеск дождевой воды – это ко мне. Боже мой, как холодно. На мне два свитера, пуховик и перчатки на меху.

– Тридцать два – клиент спустился, – докладываю я диспетчеру Танечке. Танечка профессионально желает мне доброго пути, ее голос все еще немного глуховат – переболела ларингитом.

Женщина с напряженным лицом рывком открывает заднюю дверь и усаживается, запахивая фиолетовый плащ. Темные волосы уложены низким узлом, из-под плаща выглядывает ярко-красный узкий подол, в руках довольно объемистый дамский портфель лакированной крокодиловой кожи.

Когда-то у Аделаиды Семеновны было четыре сумки, по числу сезонов, все из кож редких рептилий – розовато-серая, например, из питона, это немного настораживало. Аделаида Семеновна теперь окончательно мертва, как и ее редкие рептилии.

– Добрый вечер, – поворачиваюсь я к фиолетовой женщине, она рассматривает себя в маленькое зеркало, мизинцем проводит по четко очерченным темно-алым губам, а я уже мысленно рисую схему маршрута и выезжаю в центр города. Часть дорожки засыпана строительной щебенкой, колеса характерно шелестят, камни разлетаются в стороны.

Сдерживаю зевок – ничего удивительного, работаю без выходных сутками уже третью неделю, устраивая себе только днем, в часы клиентского затишья, небольшой перерыв на сон.

– Нельзя ли побыстрее, – раздается у меня за спиной, – я опаздываю...

Сейчас обязательно последует какой-нибудь рассказ о такси, по вине которого кто-то опоздал на самолет, важное свидание... Действительно, отложив зеркальце, пассажирка рассказывает что-то про своего мужа, заказавшего такси для встречи дедушки из Германии, такси не пришло вовремя, дедушка поехал своим ходом и потерялся, потому что своим ходом по Петербургу он передвигался последний раз двадцать лет назад. Через небольшую паузу она дополняет повествование своими воспоминаниями: ехала в аэропорт, оставила какие-то важные документы в такси, обращалась, не вернули, возникли проблемы.

Вздыхаю, отвечать и поддерживать разговор не хочется, звонит мой телефон, я хватаю трубку, как из огня, отвечаю всполошенно.

– Что-нибудь случилось? – изменившимся голосом участливо спрашивает фиолетовая женщина.

– Это мой сын, – не сразу отвечаю, – он в больнице сейчас.

– Что-то серьезное?

– Да, – коротко отзываюсь я.

Фиолетовая женщина, словно решив, что безудержная болтовня должна непременно меня как-то утешить, быстро-быстро говорит, немного странно обходясь с шипящими звуками. Излишне, может быть, их смягчая?

– Вчера соседи устанавливали вторую ванну, можете себе представить, обычная трехкомнатная квартира, так они из спальни сделали огромную ванную комнату и разместили там две акриловые ванны, треугольные, одна против другой, кошмар какой-то, их набирать-то часа два надо, не меньше... Набирать, а потом – ну зачем две? Причем они же огромные, бассейн, как есть бассейн! Соседка говорит мне: «Теперь занимаюсь подбором местных морских жителей!» Оказывается, разыскивает резиновые игрушки в виде морских звезд и всего такого... Морских коньков...

Останавливаюсь около офисного здания, удивленно спрашиваю:

– Так поздно начинаете работать?

– Не каждый день, – улыбается она, достает купюры из белоснежного бумажника, – у меня эйч-эйч-агентство [1], подбор персонала. Выполняли большой заказ для крупной компании-производителя, кроме офисных и цеховых рабочих требовалась просто огромная армия уборщиц, сложный график, какие-то дополнительные умения... Хочу убедиться, что все в порядке, понимаете?

– Понимаю, – я согласно киваю, – почему-то и создается впечатление, что у вас все в полном порядке.

– Спасибо, – она улыбается, между передними резцами небольшая щербинка, придающая дополнительное очарование фиолетовой даме, – в полном порядке, но так было не всегда.