Счастье рядом - Аннэ Фрейтаг Страница 2

Я думала, умереть легко. Думала, это происходит быстро. Словно родиться, только наоборот. Но на самом деле я понятия не имею, как это. Недостаточно любых моих знаний. В школе не объясняют, как происходит смерть. Этому не научиться по книгам или фильмам. Когда речь заходит об этом, ты остаешься один. Мне семнадцать, и мои восемнадцать никогда не наступят. Я до сих пор жду, когда смогу понять это. Осознать в действительности, что это значит. Раньше я думала, что было бы хорошо узнать, сколько у тебя осталось времени, но тогда мне казалось, что это будут годы. У меня есть срок годности. Окей, допустим, он есть у каждого, но знать, что некоторые консервные банки в большой кладовке останутся тут дольше, чем ты, тяжело. На самом деле, я не знаю, что пропущу. Я слишком мало прожила. Очень короткую жизнь. И умру семнадцатилетней девственницей, образцовой ученицей без водительского удостоверения. Я никогда не перееду, у меня никогда не будет своей собственной квартиры. Я умру, ни разу не увидев обнаженного парня. Имею в виду не по телевизору или в интернете. А настоящего парня, с настоящей эрекцией, которая в идеале у него возникла из-за меня.

Я вытираюсь, кладу полотенце в сторону и собираю влажные волосы. В отражении еще слегка запотевшего зеркала я вижу молодую девушку, заточенную в теле тощей девчонки. Она таращится на меня своими большими зелеными глазами таким взглядом, словно она и я – это разные люди. Под моей белой кожей торчат кости. Таз и очень острые бедра, ключицы и ребра. Нет, от такого зрелища ни у одного парня не будет эрекции. И даже если у него будет плохое зрение? Нет, надеюсь, не в этом случае. Я всегда была худой, но сейчас просто бледная тень. Мой взгляд движется дальше по истощенному обнаженному телу и останавливается на маленькой груди. Рассматривать шрам – это какая-то странная мания. Что-то, что очень отталкивает и вызывает бесконечное отвращение, но в то же время то, от чего невозможно оторваться. Как будто мне необходимо чувствовать это омерзение. Как при виде аварии. Хочется отвернуться и забыть, но не получается.

Я нерешительно протягиваю пальцы и осторожно прикасаюсь к странно мягкой зарубцевавшейся коже. Ощущение под кончиками пальцев приводит меня в леденящий трепет. Мои глаза скользят по шраму, который делит мой торс на правую и левую часть. Который напоминает, как часто мне резали кожу. Мой отец сказал однажды, что от бабушки я унаследовала доброе сердце, но, к сожалению, это не так. Таймер тикающей бомбы замедленного действия, скрывающейся под бледной кожей, отсчитывает последние секунды.

В дверь рядом со мной стучат, и я, вздрогнув, тянусь за халатом. Быстро накинув на себя теплую махровую ткань, я прячу тело, а вместе с ним и шрам, и затем открываю дверь.

– Что случилось?

– Тесса, милая, все в порядке? – спрашивает меня мама. Я киваю в ответ. – Ты сегодня принимала лекарства?

– Какая тебе разница?

– Принимала или нет? – не унимается она.

– Это мои проблемы.

Моя мать смотрит на меня, ожидая ответа, смотрит таким взглядом, которому я не могу противостоять. В конце концов я недовольно закатываю глаза и отвечаю:

– Да, я приняла лекарства, довольна?

– Утром и в обед? – Я раздраженно киваю. – Хорошо, – говорит она и улыбается мне. – Через полтора часа к нам придут гости. Спустись, пожалуйста, вниз.

– Что за гости?

– Друг отца, с которым они вместе учились в университете.

– И как это, простите, связано со мной?

– Давай, дорогая, тебе будет полезно разок выйти в свет.

– Выйти в свет? Спуститься в гостиную – это вряд ли можно назвать выходом в свет, – дерзко отвечаю я.

– Это лишь начало. – Она права, я совсем перестала выходить куда-то. – Пожалуйста, Тесса.

– Зачем? Я скоро умру.

– Не говори так.

– Но это так.

– Милая, но сейчас ты еще жива.

– А может, я тренируюсь…

Ее взгляд меняется, и за разъяренной маской я вижу слезы.

– Ты спустишься вниз, поняла? Эта встреча очень важна для твоего отца. Карл был его лучшим другом, когда они учились на юридическом факультете, и потом они много лет не виделись. – Я до сих пор спрашиваю себя, почему должна присутствовать там, но ничего не говорю. – Кроме того, тебе не помешает поесть чего-нибудь существенного. – Это, безусловно, все кардинально изменит. Пара витаминов и клетчатка обязательно все решат. – Я весь день провела на кухне, готовя ужин.

– Уверена, что это не моя вина.

– Послушай, Тесса, не помогать мне – это одно, но думаю, что немногого от тебя требую, когда просто прошу спуститься вниз. – Я хочу возразить, но она лишь поднимает руки вверх и говорит: – Ты будешь есть с нами. Никаких пререканий. И, пожалуйста, надень для разнообразия что-нибудь красивое, я уже не могу смотреть на эти спортивные штаны.

Сказав эти слова, она поворачивается ко мне спиной и спускается вниз по лестнице.

Какое-то время я еще стою в дверном проеме, уставившись в пустоту, туда, где только что стояла мама. Я не могу двигаться, как будто мои мысли провели на мне удушающий прием. Впервые за последний месяц моя мать повысила голос. Вне зависимости от того, какие скандалы я ей закатываю, она улыбается. Но мне не хочется, чтобы она улыбалась. Мне нужно, чтобы меня оставили в покое, но она даже не догадывается почему. И понятия не имеет, почему я так неуважительно к ней отношусь. Она думает, все дело в моей смерти. Но это не так. По крайней мере, это не главная причина.

Я думаю о папке в гараже, и от ярости скручивает живот. Я веду себя так уже долго, но никто мне ничего не говорит. Мне кажется, когда умираешь, то имеешь право на последнее слово. Получаешь пожизненный абонемент на любое поведение. Наверное, люди просто боятся, что во время ссоры я резко умру и они не успеют извиниться. Они ни на что не обращают внимания, даже если это неправильно или оскорбительно. Они делают так, потому что знают, что это временно, и в глубине души радуются, что это произойдет с тобой, а не с ними. Единственный человек, кто ведет себя со мной так же, как и раньше, – это моя младшая сестра. И даже если она меня до смерти раздражает, я очень ценю ее, хотя никогда не признаюсь в этом. Все, за исключением Лариссы, очень стараются. Но их улыбка фальшива, а во взгляде читается лишь сочувствие.

Именно поэтому я вот уже три недели не общаюсь с Тиной и Алекс. И, если честно, мне кажется, эти двое даже рады. Они не хотят думать о смерти. И не хотят осознавать, как все скоротечно. Что каждое мгновение может нас убить. Проблема лишь в том, что только я постоянно ломаю себе этим голову. Размышляю обо всем, что еще только наступит. А может быть, и нет. Я больше не вписываюсь в их жизни. Не то что раньше. Раньше мы были как трехногий штатив. Мы были сплетены как коса. А сейчас, когда я умираю, мы снова стали тремя свободными прядями.

Я понимаю, что такой умирающий лебедь, как я, – настоящий убийца настроения, и, возможно, я тоже избегала бы общения с собой. Тем не менее, тяжело осознавать, что они скоро будут сдавать выпускные экзамены. Без меня. Вместе ездить за границу. Влюбляться. У Алекс не так давно появился новый парень. Но я узнала это не от нее, а из «Фейсбука». Как такое могло произойти?