Дикарка Жасмин - Бертрис Смолл Страница 2

"Помни, я тебя люблю, — ответил он ей. — Моя любовь не кончится никогда».

"И я, да поможет мне Бог, люблю тебя, мой господин Акбар, — прошептала она. — Не забывай меня».

«Никогда, — в тот миг он выдохнул ;это слово и, сейчас с силой повторил его. — Никогда, моя любовь, моя прекрасная английская роза. Я никогда тебя не забуду!»

Если колесо любви привести в действие, для нее не существует никаких законов. Слова любви, сама любовь была с ним, ни времени, ни расстояния — ничего не было между ними. И теперь он слышал последнее прощай Кандры, перед тем как она погрузилась в наркотическую дремоту. Спящую, он сжимал ее в объятиях, прежде чем расстаться. И теперь, когда воспоминания об этой минуте так живо пришли на память, Акбар вновь почувствовал стеснение в груди и пронзительную боль в голове, лишившую его сознания.

— Акбар! Акбар! Открой дверь! — Яростный стук разбудил его, и, неуверенно поднявшись на ноги, он увидел, что снова день. Но который день? Он вспомнил боль, но не представлял, сколько времени пролежал сраженный. Кто-то звал его? Или это игра болезненного воображения? До странности неловкими пальцами он отпер и растворил дверь.

— Сын!

Пораженный, он узнал мать. Что она здесь делает? Ведь она не живет во дворце.

— Сын! — Хамила Бану Бегум [1], а для ближних Мариам Макани, была худощавой, изящной женщиной. Годы ее пощадили, хотя жизнь, особенно в юности, была не всегда легкой. Темные в девичестве волосы с годами тронула седина. Только одна прядь черного дерева, как дорога, пролегла посередине головы. На миниатюрном лице было немного морщин, в темных глазах сквозила мысль. Сейчас в ее глазах стояли слезы сочувствия. Хотя Акбар и был самым влиятельным правителем Востока, для нее он прежде всего оставался сыном. И его горе было ее горем.

— Мать! Почему ты пришла? — спросил он мягко.

— Твои жены Ругайя Бегум и Иодх Баи послали за мной. Они рассказали мне об участи Кандры. Я горюю с тобой, сын. — Добрая рука Мариам Макани потянулась к его лицу. Она погладила его и вздохнула. Акбар был без тюрбана, и его длинные волосы рассыпались по плечам. Когда она видела сына в последний раз, они отливали черным, а сейчас, как и борода, были белы, как снег.

— Тебе совсем не обязательно было приезжать, мама, — заметил он. — Я знаю, как ты не любишь дорогу.

— Акбар, сын мой, — тихо ответила она, — а ты знаешь, сколько времени пробыл в этой комнате? Караван Кандры отправился четыре утра назад. — Пораженный, он взглянул на мать, а она продолжала:

— Жены уважают твое горе, но Ругайя Бегум и Иодх Баи испугались, когда ты не ответил на их зов. Они не осмелились выломать дверь и решили послать за мной. В прошлом ты много горевал, но всегда на виду у тех, кто тебя любит. А в этот раз заперся один. Они не знали, что и подумать. К тому же нам не хотелось, чтобы у моего дорогого внука Салима сложилось о твоей печали ложное представление. Ведь он так быстро делает выводы. — Ее глаза светились теплотой. Акбар не был удивлен:

— Ты права, мама. Салим очень прыток и использует любой предлог, чтобы занять эту половину дворца. Но ему не удастся. Он не станет правителем, я пока не умер.

— Я не это хотела сказать… — начала изумленная Мариам Макани, но Акбар перебил ее:

— Мой наследник таков, каков он есть. Порывистый. Нетерпеливый. Жаждущий занять мое место. Это правда, и мы оба это знаем. Даже если ты не признаешь открыто. Салим льнет к тебе, как он делал это всегда. А ты в нем души не чаешь, как и во мне. Ты ведь, мама, с юности была неравнодушна ко всем мужчинам-Моголам.

Мариам Макани усмехнулась, но тут же снова посерьезнела.

— А что станет с нежнейшей из моих внучат? С Ясаман?

— Я отдал ее на воспитание Ругайе Бегум, — ответил он. — Она мечтала иметь от меня ребенка все годы нашего брака. Она моя первая жена, но я ничего не мог сделать, потому что она бесплодна. Она была подругой Кандры и с самого рождения полюбила Ясаман. Она будет хорошей матерью принцессе.

Согласная с его решением, Мариам Макани наклонила голову:

— А моя внучка будет, когда подрастет, считать Ругайю Бегум своей настоящей матерью? — спросила она. Акбар покачал головой.

— Нет, — ответил он. — Важно, чтобы Ясаман знала, откуда родом. Англичане скоро начнут торговать С Индией.

— Ай-ай-ай! — воскликнула мать, коротко ударив себя в грудь. — Тебе недостаточно на нашей земле прежней чумы — заносчивых португальцев. Хочешь впустить сюда других варваров?

— Португальцы сделались заносчивы из-за моей доброты, — возразил матери Акбар. — Некоторые ведут себя как завоеватели, а я терплю. Пусть англичане приходят в Индию. И тогда вместо того, чтобы доставлять неприятности нам, они, борясь здесь за превосходство, будут доставлять неприятности друг другу. Кандра говорила, что англичане — справедливые, честные люди. — Он похлопал мать по руке. — Просто ты не любишь иностранцев и их привычки. Признайся в этом, ведь у тебя нет других недостатков.

— Мое недоверие к чужеземцам и их привычкам вовсе не изъян в характере, — резко ответила она сыну и, слегка стукнув его указательным пальцем по щеке, добавила:

— Не вздумай меня критиковать, Акбар. Ты всю жизнь искал правду и успел позабыть, что гласит Святой Коран: рай покоится у ног матери. А теперь перестань горевать об английской жене, выходи отсюда — тебе надо управлять своими владениями. Ты — Акбар, Великий Могол, а не влюбленный мальчишка, которому первый же его роман разбил сердце. Иди и подбери свой тюрбан. Он свалился с твоей головы. А волосы у тебя, сын, поседели от горя. Ты ведь никого не хочешь этим напугать?

— Я сбрею их, — отозвался он, — в доказательство своей печали по Кандре.

— И усы тоже, — кивнула она. — Я сама пойду и принесу бритву и воду. Никто не должен этого видеть, сын мой. — Мариам Макани повернулась. Шелка ее одежд цвета сливы грациозно обвились вокруг тела.

— Принеси одежду, мне надо переодеться, мама, — бросил он ей вслед. Затем вернулся в комнату, чтобы в последний раз посмотреть в окно. День был ясным и жарким, как и четыре утра назад, когда его возлюбленную оторвали от него. На дороге вдоль побережья — ни души, и все тот же гул насекомых в деревьях вокруг дворца. Акбар вздохнул. Кандра уехала. Он никогда не увидит ее прекрасного лица, не будет любить ее совершенное тело. Ему остались только воспоминания. Воспоминания и их дочь Ясаман. Злой рок не позволил ему оправдать ожиданий Кандры — он не сумел изменить ее судьбу. Но с Ясаман будет иначе. Девочка — это все, что осталось от их короткой, но замечательной любви. Нет, нет, с Ясаман все будет иначе.