Библиотека потерянных вещей - Лора Тейлор Нейми Страница 2

– Краска – это только начало. Они все узнают. И куда нам тогда идти? – Маме и мне. Ей и мне. Нам.

– Краска? В каком смысле?

Но я, Дарси Джейн Уэллс, не отрываясь смотрела на рабочих: один нес откуда-то стремянку, а двое других завешивали кусты тканью, чтобы защитить их от краски. Все трое буравили нас взглядом через двор. Я вздохнула: скоро придется убираться. Но не сейчас. Пока можно посидеть. И потом, разве этому столу страшны пятна краски? Он вытерся и потрескался от времени, да мы и сами внесли вклад в его старение, оставив следы корневого пива и – упс – кляксы красного лака (они появились, когда Марисоль делала нам маникюр). Крошечное сердечко, которое Марисоль много лет назад нарисовала черным маркером «Шарпи», виднелось у края стола. Рядом с сердечком все еще можно было разглядеть пятиконечную звездочку, которую ручкой нацарапала я.

– Дарси, что с тобой?

Я опустила голову и прикусила щеку изнутри.

– Да просто сказка на ночь, по мотивам моей жизни.

– Судя по твоему виду, скорее одна из тех извращенно-страшных сказочек, – заметила Марисоль.

– Ну да. Там у дома номер 316 по Хувер-авеню появляется новый владелец. И новый управляющий, который там же и живет, – сказала я, а потом рассказала сказку до конца.

Как новый управляющий все увидит и захочет все выяснить. Как богатый владелец запланирует ремонт, который давно ждали. Как начнут с покраски дома и с установки новых перил вместо ужасных старых, из кованого железа, которые все облупились и шатаются. Как потом, когда наружные работы завершатся, начнут ремонтировать и квартиры. И Томасу надо будет осмотреть каждую из них. А потом придут рабочие…

Замолчав, я взглянула на подругу: мой рассказ и то, что должно было за ним последовать, омрачили ее ясное круглое личико.

– Им придется зайти внутрь, – прошептала она.

– Мы живем здесь десять лет. И мистер Ходж всегда просто так продлевал нам аренду. Ничего не осматривал. Даже по телефону не звонил. – Я сделала большой глоток воды из бутылки, а потом провела прохладным пластиком по лбу. – Кроме нас с мамой в квартиру за последние четыре года заходили только два человека: ты… и Марко.

Марисоль положила руки мне на плечи:

– Только, пожалуйста, не начинай все сначала, ладно? Марко был рад помочь.

Но я все равно начала:

– Да не обязан он мне помогать. – Я говорила хрипло, но голоса не повышала. – Не обязан вечером мчаться в такую даль из-за того, что у меня посудомойка потекла.

– Ладно тебе, от его общаги сюда ехать от силы двадцать минут.

– Да не в езде дело. – Другие жильцы, когда у них барахлит что-то из бытовой техники, звонят в эксплуатационную службу. Мы же сами покупали запчасти (на них едва хватало денег), а брат Марисоль, инженерный гений, звезда Калифорнийского университета в Сан-Диего, все втихаря чинил. Иногда даже втихаря от моей мамы. – Аренда у нас заканчивается через полгода. А когда этот новый чувак Томас явится осматривать нашу квартиру или когда кто-нибудь вроде миссис Ньюсом наконец пронюхает, что творится у нас за закрытой дверью, и растрезвонит об этом, нам ни за что это жилье больше не сдадут. И хороших рекомендаций в другие места нам тоже не видать. А к бабушке вернуться мы никак не можем. Ни за что.

– Ты как-нибудь выкрутишься.

– Потому что ты так сказала, да?

Марисоль не удастся задрапировать прореху на моей жизни. Из ткани моих будней не сшить идеально сидящего платья.

– Да, потому что я так сказала, – заявила она, как будто это прописная истина.

Та книга – «Алая буква» у меня в руках – была в черной обложке с огромной алой прописной «А» в центре. Мама тоже носит воображаемую букву. Ту, которой пометила себя сама.

– Ей придется захотеть выкрутиться, – возразила я.

Марисоль кивнула:

– Ей лучше, да? Есть ведь маленькое улучшение после того, как вы…

– Маленькое улучшение – это то, что ты видишь сейчас, за той дверью. Но этого недостаточно для того, чтобы продлить аренду. Где я дала с ней осечку? Ответ будто прямо у меня под носом, но я ничего не вижу.

– Да, я знаю, Ди. Я знаю.

Потрепав меня по плечу, Марисоль полезла за своей бирюзовой кожаной сумкой-тоут. Вытащив оттуда несколько упаковок жвачки, она метнула их через весь стол в мою сторону. Два вида мятной, коричная, клубничная, апельсиновая и классический «бабл-гам». Если Марисоль и любила что-то больше, чем моду, так это жвачка. Возможно, подруга думала, что сможет отвлечь меня своей нелепой одержимостью. Если так, то это вполне в стиле Марисоль – пытаться прикрыть мои муторные переживания яркими фантиками и серебристой фольгой.

Подруга пошуршала упаковкой от коричной жвачки и вопросительно выгнула брови, но я лишь отмахнулась:

– Не хочу. А ты жвачкой запаслась, чтобы всем жильцам нашего дома хватило?

– Не-не, – промычала она и зачмокала, разжевывая две мятные пластинки до мягкого состояния. – Просто люблю, когда есть выбор. Кроме того, доказано, что со жвачкой лучше думается. – У нее заблестели глаза. – Кстати, насчет подумать. Слово дня. Поехали.

– Сейчас? Но…

– Не понимаю, зачем возражать. Тебе самой не терпится, ты, наверное, уже что-то выбрала.

– Хорошо.

В эту игру мы играли уже много лет. Мне полагалось выдавать слова, чем непонятнее, тем лучше. Хотя Марисоль никогда не называла верного определения, она все равно просила новых слов. Просила и просила.

– Слово дня – «копролалия».

– Копролала?.. – переспросила она, щелкая жвачкой.

– Нет, копро-ла-ли-я.

Марисоль постаралась придать лицу умное выражение и принялась крутить пальцем возле уха, будто приводя в движение разные механизмы у себя в голове. Да, все это была моя жизнь. Подруга расправила плечи:

– Копролалия. Определение: патология, при которой субъект постоянно роняет мелкие предметы в пространство между сиденьем водителя и центральной консолью. Например, расчески, крышечки от бутылок с водой, резинки для волос.

– Живой пример именно такой патологии – ты сама, но называется это «делать слишком много дел за рулем», а не «копролалия».

Марисоль сморщила нос:

– Ну хорошо, что тогда это такое?

Я обмахивалась одной из книг.

– Непреодолимая тяга к произнесению нецензурной лексики.

– Да ладно!

– Честное слово.

– Уж это я наверняка запомню. – Марисоль с усердием принялась изображать приступ копролалии: над синими и зелеными плитками плыло одно восхитительное ругательство за другим.

Я зааплодировала. Она изящно поклонилась:

– Это было круто. А теперь давай-ка почитаем объявление, о котором нам все уши прожужжала любительница халявного попкорна. Куда оно запропастилось? Ты уже проверяла почту?