Босиком по траве  - Эми Хармон Страница 19

Но на пороге стоял Сэмюэль, спрятав руки в карманы, без шапки. Его черные шелковистые волосы развевались на январском ветру. Рюкзака не было, так что я сделала вывод, что Сэмюэль сперва зашел домой. Интересно, как он объяснил бабушке, зачем идет ко мне? Мое сердце стучало так гулко, что, наверное, даже Сэмюэль слышал.

– Можно с тобой поговорить?

В его голосе уже не было злобы, но губы были поджаты. Мне это ужасно не понравилось. Я отошла в сторону и открыла дверь, жестом приглашая его войти. Сэмюэль помедлил, но, видимо, решил, что на крыльце в такую погоду долго не просидишь. К тому же, если его дед или кто-нибудь еще проедет мимо, все может закончиться неловкими объяснениями. В маленьком городе все, что попадалось на глаза, становилось поводом для обсуждения. Если кто-нибудь увидит, что Сэмюэль сидит со мной на крыльце, поползут нехорошие слухи.

Он вошел в дом, и я закрыла дверь. Вместо того чтобы сесть, Сэмюэль остался стоять у двери, всем своим видом выдавая напряжение. Я вернулась на скамейку за фортепиано, подогнула одну ногу под себя и в ожидании уставилась на клавиатуру.

– Ты болеешь? – прямо спросил Сэмюэль.

– Нет, – едва слышно шепнула я.

– Почему тебя сегодня не было в школе? И куда ты пропала вчера после уроков? – Его тон ничего не выдавал.

Я попыталась заговорить, но в горле будто встал ком, и мне пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем я выдавила:

– Я боялась встретиться с тобой.

Сэмюэль, похоже, удивился, что я так сразу во всем призналась.

– А что бы я тебе сделал? – отрывисто произнес он.

– Дело не в том, что бы ты мне сделал, – печально ответила я. Ком в горле разрастался и душил меня. – А в том, как бы ты себя вел. Это невыносимо… знать, что ты на меня злишься. Ты так на меня посмотрел вчера, будто желал мне смерти, и я просто не могла видеть тебя, зная, что ты меня ненавидишь!

Я обхватила себя руками, пытаясь прогнать боль, переполнившую сердце.

– Я злился… но я бы никогда не стал тебя ненавидеть. – Голос Сэмюэля прозвучал мягко, и я почувствовала, что снова могу дышать. – Мне неприятно, что ты так поступила, но в глубине души я этому рад. Наверное, поэтому и злюсь так сильно. Меня бесит, что я тебе благодарен. Радоваться, что за меня кто-нибудь попросил, – это проявление слабости.

Он помолчал. Я поерзала на скамейке и повернулась лицом к нему. Сэмюэль бросил на меня гневный взгляд, сцепив зубы. Его глаза блестели.

– Больше так не делай, Джози. Я не хочу, чтобы ты со мной нянчилась. Я знаю, ты сделала это из лучших побуждений… но не отнимай у меня гордость.

– Разве гордость важнее дружбы? – печально вздохнула я.

– Да! – Сэмюэль сказал это резко и выразительно.

– Это такая чушь! – воскликнула я, широко взмахнув руками от досады.

– Джози! Ты еще такой ребенок! Ты не понимаешь, каким беспомощным, слабым и тупым я себя почувствовал, когда ты просто взяла и начала устраивать мою жизнь! Мне не нужна благотворительность! – Зарычав, Сэмюэль запустил пальцы в волосы и повернулся к двери.

– Я не ребенок! Уже много лет не ребенок… целую вечность! Я думаю не как ребенок, веду себя не как ребенок. Я даже внешне не похожа на ребенка, верно? Вот и не смей меня так называть! – Я с размаху ударила по клавишам, импровизируя шумную музыкальную фразу в духе Вагнера.

Теперь я понимала, о чем говорила мне Соня, рассуждая о внутреннем звере! Мне хотелось бросить что-нибудь об стену, разбить. Хотелось накричать на Сэмюэля. Какой он невыносимый! Упрямый баран, вот и все! Несколько минут я колотила по клавиатуре, не обращая внимания на Сэмюэля, который в изумлении застыл у двери.

Вдруг он возник рядом, сел на скамейку и накрыл мои руки своими, прекращая весь этот грохот.

– Прости, Джози, – тихо сказал Сэмюэль.

Я плакала. Слезы капали на клавиши, делая их скользкими. Мой зверь никуда не годился, в нем не было ярости. Просто маленький сопливый звереныш. Сэмюэль, похоже, не знал, что делать. Он сидел не двигаясь. Наконец его руки выпустили мои и коснулись лица, ласково утирая слезы.

– Сыграешь что-нибудь другое? – мягко попросил он. В его голосе слышалось раскаяние. – Сыграй для меня, пожалуйста.

Я стерла слезы с клавиатуры краем толстовки. Сэмюэль терпеливо ждал, пока я возьму себя в руки. Я все еще не отошла от обиды и досады и никак не могла его понять. Но долго злиться у меня никогда не получалось. Я тут же простила своего друга и согласилась.

– Ты знаешь, как я люблю оду «К радости», но сейчас мне не хочется ее играть. – Мой голос немного охрип от слез. Я подняла взгляд на Сэмюэля. – Ты когда-нибудь слышал моцартовский Концерт для фортепиано номер двадцать три ля-мажор?

– М-м, если и слышал, то не знал об этом.

Он печально улыбнулся, глядя на меня сверху вниз, и покачал головой, стирая последнюю слезу с моей щеки.

– Это мое любимое произведение… сегодня. – Я улыбнулась. – Они у меня меняются каждый день. Сегодня день Моцарта.

Сэмюэль сложил руки на коленях, а я начала играть, выводя веселую ритмичную мелодию, перескакивая с трели на трель, порхая от одного аккорда к другому, выжимая из мечтательного концерта всю его сладость до капли. Как я обожала эту музыку! Она исцеляла, наполняла радостью, утешала.

Последние фразы были такие мягкие и нежные, что Сэмюэль наклонился к инструменту, чтобы послушать, как тают эти чистые ноты. Наконец мои пальцы замерли, и я подняла взгляд. Сэмюэль смотрел на мои руки, лежащие на притихших клавишах.

– Сыграй еще, – тихо попросил он. – Ту песню, что ты играла на Рождество… вторую.

Я мгновенно согласилась. Его искренний восторг наполнял мое сердце радостью.

– У нее есть название? – с благоговением спросил Сэмюэль, когда я закончила.

– «Аве Мария», – ответила я с улыбкой. – Такая красивая, правда? Ее написал Франц Шуберт. Он умер всего в тридцать один, в полной нищете, не зная, что его музыкой будут восхищаться столетия спустя.

– А ты это откуда знаешь? – Сэмюэль поднял на меня вопросительный взгляд.

– Моя учительница музыки, миссис Гримальди, рассказывает мне про композиторов, когда я учу их произведения. Она говорит: чтобы стать великим композитором, надо любить великих композиторов, а как можно их полюбить, если ничего про них не знаешь?

– И кто твой любимый?

Я издала короткий смешок.

– Та же история, что с любимым произведением. Мои предпочтения меняются вместе с настроением. Миссис Гримальди говорит, что моя любовь к каждому композитору проявляется спорадически.

– Кажется, мне придется посмотреть это слово в словаре.

– Это значит «эпизодичный, непостоянный, случайный», – рассмеялась я. – Мне тоже пришлось посмотреть его в словаре. Но, думаю, миссис Гримальди имела в виду, что у меня переменчивые вкусы.