Исчезнувшая в облаках - Патрик Несс Страница 19

– ПЕРЕЕХАЛА К ТЕБЕ?!

– Я понимаю, что все немного внезапно.

– НЕМНОГО ВНЕЗАПНО? Ты знаком с ней каких-то две недели! Подумать только! Вы кто – мухи-однодневки?!

– Аманда…

– Папа, ты бредишь. Ты же едва ее знаешь!

– В том-то и дело. А хочу узнать лучше. Просто сгораю от нетерпения.

– И ты решил узнать ее таким способом? Послушай, ты втюрился, и я за тебя очень рада, но я и волнуюсь за тебя, Джордж. Ты ломишься с места в карьер. Ты втюрился, и твое чувство очень сильно, только она не станет любить тебя так же сильно в ответ, и уверяю тебя, если ты попросишь ее переехать к тебе, она, скорее всего, сбежит от тебя на край света. И правильно сделает! Любая женщина поступила бы точно так же.

– Она не любая.

– Может, и так, но если она не какая-нибудь марсианка…

– Почему бы и нет?

– …тогда она точно решит, что ты сумасшедший.

– Ты не стала бы так говорить, если б ее увидела. Это решение кажется самым простым и естественным…

– Вот видишь, как для тебя все быстро и просто! А я ведь ее даже еще не видела!

– Почему бы тебе не заехать к нам на ужин в субботу?

– Потому что я буду в Ромфорде, и мне нужно завезти к тебе Джея-Пи…

– Ну, оставайтесь потом, когда приедешь его забрать.

– Не могу. В субботу вечером ему должен звонить Генри, а я…

– Я просто хотел тебя с ней…

– Да зачем это мне? Почему я вообще должна запоминать ее имя? Через каких-нибудь пару дней она сбежит, стоит тебе попросить ее переехать сюда. Ведь вы знакомы всего две недели.

– Знаешь, Аманда, порой я никак не пойму, с чего ты взяла, что можешь разговаривать со мной в таком тоне.

– Я…

– …

– …

– Аманда?

– …

– О, милая, только не плачь, я вовсе не хотел тебя оби…

– О нет, я знаю, что не хотел, потому и плачу. Ты даже выволочки мне делаешь так по-доброму, и ты прав, а я не знаю, что со мной творится, я просто какое-то злобное дерьмо…

– Ты вовсе не злобное…

– Еще какое злобное! Вот и опять! Откуда ты знаешь, что я не разревелась специально, чтобы ты принялся убеждать меня, что я не злобная?

– А ты какая?

– Не знаю!!!

– Милая, что происходит?

– …

– Вздохи такой длины обычно указывают на то, что…

– Кажется, я разосралась с девчонками.

– Боже, Аманда…

– Я знаю, не нужно ничего говорить.

– С какими девчонками?

– Чего?

– С какими девчонками?

– Да все с теми же. Мэй и Рэйчел.

– Рэйчел… Это та, что разговаривает одними вопросами?

– А Мэй – та, у которой сиськи натуральные, но похожи на силикон. Вот видишь? Стоит мне только о них подумать, как я тут же стебусь над ними…

– Так что случилось-то?

– Все как всегда. Я просто открыла свою огромную, грязную, драную пасть.

– О, нет. Только не это…

– Не лучшее время стыдить меня за мой язык, пап.

– Извини.

– Я просто н-не понимаю! Как людям это удается? Как у них получается так запросто болтать друг с другом? Как они умудряются, я не знаю, попадать в струю, расслабляться и так легко отпускать направо-налево всякие шпильки да остроумные шуточки, а я просто сижу перед ними и думаю: Так, и о чем же мы все говорим? И что я должна сказать? А что не должна? И если все-таки должна или все-таки не должна, то – как? И вот, когда я наконец открываю рот, все, оказывается, уже убежали на три темы вперед!

– А почему бы тебе самой не задавать тему?

– От этого все только становится еще хуже. Ну то есть вся эта катастрофа и началась с моей фразы о том, как я ненавижу это убожество на Мейфэр…

– Какое убожество?

– Мемориал «Животные на войне».

– А чем он тебе не угодил?

– …

– О, милая, я не знаю, почему ты плачешь, но прошу тебя…

– Потому что я не могу взять в толк, как люди друг с другом общаются, пап. Я пытаюсь, но выходит совсем фигово – то разобью чей-то любимый фарфор, то плюну кому-нибудь в суп, то похериваю все эти сраные правила, о которых мне даже никто никогда не рассказывал!

– Ох уж эти англичане. Они просто обожают правила, которых никто не знает.

– Да, но я-то англичанка. Я-то и есть они.

– Я всего лишь хочу сказать, что вряд ли ты единственная среди них, кто чувствует себя изгоем.

– Но ведь так оно и есть. Я действительно изгой. Думала, вырасту – что-то изменится, но…

– Умные люди часто чувствуют себя изгоями, родная.

– Я не настолько умная. Хотя умнее Рэйчел. И даже, наверно, умнее Мэй, хотя у этой хитрюги хватает секретов. Так что не знаю, возможно. Только что за радость быть умным, если ты произносишь слова, а никто не понимает, что они означают?

– Прости, дорогая. Но, может, они просто не те, с кем стоит пытаться дружить?

– А с кем тогда стоит? Мне уже почти двадцать шесть, а я даже не могу никого назвать своей лучшей подругой! Да ты знаешь, в какие фрики записывают таких дур, как я? Да все девки только и циклятся на лучших подругах, даже если друг дружку ненавидят!

– Ну, у парней тоже бывают лучшие друзья.

– Ты просто не ловишь, о чем я. За моей спиной четверть века фальстартов и подглядываний в чужие окна – и полные непонятки, как же пробраться на этот сраный праздник жизни. И главное, как там остаться.

– Бывает и хуже. Скажем, все лет пятьдесят.

– Ты никогда не страдал от неумения ладить с людьми, Джордж.

– Зато я страдал от неумения удержать их рядом с собой. Та же проблема, вид сбоку.

– Мама с тобой осталась.

– Ненадолго.

– Надолго. Она до сих пор твой друг.

– Друг – это все-таки не жена, Аманда.

– Да уж, знаю. Все знаю. Просто я… замоталась совсем на работе. И дома. Генри звонит Джею-Пи и говорит со мной очень вежливо. Дружелюбно, вежливо… и, мать твою, любезно. И вырывает по три куска у меня из сердца всякий раз, когда…

– Ладно, я перестаю умолять тебя не реветь. Возможно, эти слезы тебя исцеляют.

– Только не эти. Это слезы злости. Только не вздумай ржать.

– Ну что ж, милая, если тебе поможет, я твой друг навсегда.