Дороже жизни - Наталия Вронская Страница 19

— А о чем ты думала? — улыбнулся отец.

— Да так…

Наташа смутилась и замолчала. О замужестве она действительно еще не думала, но нельзя сказать, чтобы мысли о любви совсем не приходили ей в голову. Здесь, в Италии, в этом теплом благодатном климате, в этом воздухе, напоенном ароматами музыки и поэзии, посвященными любви, нельзя было о любви не знать и не думать.

— Так что же мы будем делать? — спросила Наташа.

— Полагаю, нам необходимо вернуться в Россию, но это связано для нас с некоторыми трудностями и я должен сначала решить кое-какие вопросы.

Василий Федорович поднялся из-за стола и направился в кабинет, ему надо было подумать об их возвращении: возможно ли оно?

Обдумать следовало очень многое. Василий Федорович, помимо воли своей, стал вспоминать перипетии собственной жизни…

После венчания с Натальей Петровной была им, долгая дорога в Томск. Несколько лет провели они в этом городе, сначала под тщательным надзором, затем более свободно. Да, там им обоим, привыкшим к столичной блестящей жизни, пришлось нелегко, но ни он, ни она ни разу не пожалели о случившемся. Должно быть, эта жизнь — тяжелая и простая, была предназначена для них. Кто знает, останься они в Петербурге, не поглотил бы все их внимание свет? Не разлюбили бы они друг друга, прельстясь иными увлечениями, иными лицами?

Семейная жизнь Нарышкиных сложилась удачно. С редкой оказией они передавали о себе сообщения родным, сообщая о своем счастье. Но верил им только один Семен Петрович, который только и мог понять их нынешнюю жизнь.

Затем, после нескольких лет брака, в ответ на их общее желание, наконец-то родилась у них дочь. Василий настоял, чтобы ее назвали Наташей, в честь матери. Одной ему явно было мало. Он делил любовь между обеими, с упоением ощущая себя отцом и мужем. Рождение дочери придало им сил, а после и вовсе показалось счастливейшим знамением.

Елизавета Петровна скончалась, не прошло еще и года после рождения маленькой Наташи. Родственники их удвоили усилия в столице и благодаря такому участию, а также благодаря тому, что император Петр Федорович не очень-то любил тетку и уж совсем не почитал ее, ему показалось надобным вернуть из опалы ссыльную семью. Причины их ссылки почти никто не знал, документы все были давно уничтожены, и известие о прощении быстро помчалось в Томск.

Узнав о том, что они могут вернуться в столицу вовсе жить так, как им заблагорассудится и где им будет угодно, Нарышкины, не медля ни единой лишней минуты, выехали из Томска. Совершив долгое путешествие, они прибыли в Петербург и оттуда, согласно вольности дворянской, что существовала отныне, уехали за границу.

Что ни говори, а Сибирь расстроила здоровье Натальи Петровны, и теплый итальянский климат был ей весьма желателен. Тут же подоспело им довольно большое наследства от тетки Василия Федоровича. Она находилась под сильным впечатлением от жизни племянника и от его нынешнего прощения и составила завещание в его пользу не без участия Семена Петровича, сумевшего преподнести сестрице такую любовную историю, что сердце ее целиком и полностью было навеки завоевано племянником.

Итак, они уехали в Италию и только там уже узнали о воцарении императрицы Екатерины Второй. Василий Федорович благословлял судьбу за то, что им удалось успеть так быстро оказаться за границей. А иначе с ними все могло случиться. Кто знает, как бы милость Петра Федоровича обернулась теперь для них.

А потом… Потом жена его умерла… Сибирь погубила ее здоровье. Наталья Петровна еще в Петербурге была нездорова. Поездка была ей тяжела. На некоторое время Италия оздоровила ее, но полностью исцелить не смогла. Она долго болела, попеременно то чувствуя себя совсем здоровой, то будучи очень слабой. Болезнь измучила ее вконец. Она потеряла прежнюю красоту и жизнерадостность немедленно увядала на чужой стороне.

Василий Федорович снял для нее виллу, нанял лучших врачей, делал все для того, чтобы развлечь жену, но тут уже ничего нельзя было сделать. В конце кондов даже ему, человеку пылко любящему, стало понятно, что для бедной жены смерть станет избавлением от страданий.

Она умерла в 1767 году. Василий Федорович оплакал жену и похоронил ее неподалеку от виллы, на которой они жили. Любви своей он не забыл и у него даже мысли после не возникало о том, чтоб жениться снова. Их супружеская жизнь казалась ему чуть ли не священной, и он даже подумать не мог, чтоб какая-то другая женщина была так же дорога ему, как его жена. Никто никогда не вызывал в нем таких чувств и стремлений, какие когда-то пробудила Наташа.

Он довольно быстро взял себя в руки, решив не губить себя ради дочери своей. Был характером ровен и сдержан, даже весел. Наташа стала смыслом его жизни: памятью и долгом его покойной жене. Ее счастье, ее благополучие стали сосредоточием его жизни, и он благодарил Бога, что остался с ним этот залог их супружеского счастья как смысл его существований.

Лишь иногда, а вовсе не постоянно, как утверждала прислуга, он не спал ночами, проводя их в размышлениях о былом и навещая могилу жены. С годами эта потребность в нем уменьшалась. Он не стал отшельником, не стал монахом, умел предаваться радостям простого повседневного бытия, подчас грешного, но принципов своей жизни он не изменил и не испытывал желания их менять.

Внизу раздался стук колес. Это был экипаж синьоры Маргериты Джанчини. Нарышкин поднялся и выглянул в окно. Увидев приехавшую, он улыбнулся и поспешил вниз, боясь, как бы его дочь чего не выкинула. Между Наташей и синьорой Джанчини существовала тайная, но непримиримая вражда. Обе дамы ревновали его друг к другу, не желая одна уступать отца, другая — мужчину.

Синьора Джанчини была вдовой богатого, но не очень знатного итальянца. Она обратила внимание на русского «отшельника», когда тот, в один из дней, имел удовольствие прогуливаться верхом неподалеку от виллы синьоры Джанчини и оказал ей некую мелкую услугу, которую мы оставим в тайне, так как она совершенно неважна для нашего повествования.

Вдова пригласила нечаянного знакомого к себе, и поскольку она была женщиной молодой, красивой и не обремененной излишней моралью, то очень скоро соблазнила синьора Базилио, как она его называла. Нарышкин же, в свою очередь, не отказывался от предложенного ему, но и не проявлял излишнего усердия. Случай открыл ему намерения прекрасной Маргериты, которая, будучи богата, теперь желала бы сделаться знатна, полагая русское княжество ничуть не худшим приобретением, чем ее родовое имя.

Она стала появляться в доме Нарышкина, свела знакомство с Наташей, притворяясь доброй соседкой, но Наташа быстро выяснила истинную причину посещений прекрасной вдовы и тут же объявила войну сопернице. Она было разозлилась и на отца, но тот объяснил ей, что жениться не собирается ни в коем случае, и отец и дочь скоро помирились.

Однако Наташа считала необходимым при каждом появлений синьоры Джанчини давать ей понять, насколько та нежеланная гостья в их доме. Синьора же Маргерита, в свою очередь, не стеснялась неудовольствием девушки, открыто кокетничая с ее отцом.