Ты, я и Гийом - Диана Машкова Страница 19

Мастерская Карима располагалась в конце длинного двухэтажного здания, на табличке которого значилось: «Выставочный комплекс». Парадная дверь была постоянно «временно» закрыта, и мне пришлось пробираться через черный вход, меся открытыми туфлями свежую глину и грязь. Все вокруг было разрыто – закладывался фундамент под реконструкцию, точнее, отстройку заново, легендарной мечети «Кул Шариф». Кроме того, везде, где можно было добраться до земли, минуя асфальт, велись активные раскопки. Татары с остервенением и невиданным энтузиазмом что-то искали. «Успехов!» – раздраженно пожелала я про себя двум торчавшим из траншеи оранжевым каскам и вошла в здание.

За железной дверью в конце коридора слышалась музыка. «Значит, на работе», – подумала я и нажала кнопку звонка. А потом подняла голову к глазку камеры, чтобы облегчить хозяину задачу по опознанию на мелком черно-белом мониторе личности посетителя. Дверь радостно щелкнула замком и тут же отворилась.

– Ла-а-апочка! – Карим обнял меня и расцеловал по очереди в каждую щеку. – Как же давно ты ко мне не заходила! Уже с год, наверное, не меньше.

– Даже больше, – ответила я, смущенно улыбаясь. – Просто некогда было, сам понимаешь.

– Ну, проходи, проходи. Хорошо выглядишь! – Карим никогда не скупился на комплименты, которые постепенно, как капли, точащие камень, формировали во мне осознание собственной женственности. – Как малышка?

– Все в порядке, растем. Уже понемногу ходить начинаем, но пока еще только за ручку. – Я горделиво вскинула голову – для десяти месяцев Катя была очень развитой девушкой – и тут же спохватилась: – А ты тоже прекрасно выглядишь. И рубашка красивая – тебе идет.

Где-то однажды я вычитала, что на любой комплимент нужно отвечать благодарностью или ответным добрым словом. Так с тех пор и поступала. Тренироваться приходилось в основном на Кариме. Больше, учитывая старательное отсутствие Славика дома львиную долю нашей семейной жизни, было не на ком.

На этом ритуал дарения любезностей был закончен, и мы сели в черные кожаные кресла, стоявшие по обе стороны стеклянного чайного стола.

– Чаю выпьешь? – предложил Карим, следуя намертво вросшей в него привычке татарского гостеприимства.

– Давай.

У Карима на случай нежданных дорогих гостей хранилось такое количество сладостей и вкусностей, которых у меня дома отродясь не водилось, что отказываться было просто выше моих сил. Он моментально скрылся за черной занавеской – на импровизированной кухне-складе, – чтобы включить электрический чайник. А я в очередной раз подумала, что мой приятель с каждым годом выглядит все лучше, особенно пошла ему на пользу женитьба на замечательной энергичной девушке Инне и рождение сына.

А вот я постепенно вяну и хирею. Надо бы заняться собой – аэробика, бассейн. Только вот ни времени, ни денег нет. Такими темпами к тридцати буду выглядеть старухой.

Мы пили чай. Карим показывал мне новые эскизы. Потом повел в мастерскую – хвастаться последними работами. В этой таинственной комнате, заставленной столами, верстаками с оборудованием, полками с инструментами, я всегда приходила в состояние благоговейного трепета. Пинцеты, паяльники, маленькие и еще меньше, зажимы, кисточки, полировки – море нужных и полезных штучек с неизвестным названием и смутно угадываемым назначением. Это было какое-то удивительное сочетание токарной мастерской и студии художника. Только вместо заготовок и холстов – разной формы и цвета золото, драгоценные камни в прозрачных пластиковых коробочках.

Особенно нравилось мне сидеть на специально притаскиваемом с «кухни» стулом рядом с Каримом и смотреть, как он работает. Или копаться в огромной коробке с «ломом» – старыми украшениями, которые приносили мастеру на переплавку. Я могла провести так несколько часов кряду, едва поддерживая разговор – Карим сам болтал без умолку – и наблюдая, как в его руках из бесформенной массы рождаются трепетные бутоны, начиненные бриллиантами тычинки, причудливо изогнутые стебли. Как выползает из только что оформившегося листка букашка с коралловым брюшком, как вздрагивает золотая стрекоза, шевеля сапфировым хвостом. Во все стороны летела золотая пыль, шумели станки, а Карим, заглушая их жужжание, неизменно повторял, что за жизнь ювелира в его легких скапливается столько золота, что можно потом сделать из этого количества кольцо или кулон.

В этот раз мастер извлек из-за станка на столе темное, еще не до конца отполированное колье с изумрудами и застыл передо мной в горделивой позе успешного кутюрье во время какого-нибудь триумфального показа. Замысловатые переплетения золотых лепестков и трав, изумрудные глазки сердцевинок цветов, нежного цвета эмаль, покрывавшая часть элементов растительного орнамента делали вещь божественно красивой. Я представила, как все это будет смотреться в окончательном виде на чьей-нибудь шее, и с завистью вздохнула. «Может, деньги и имеют смысл», – промелькнуло в голове. Сколько себя помню, подобные диссидентские мысли накатывали только, когда у меня перед глазами оказывались творения Карима. Была в них какая-то неопровержимая сила, притягательная власть. За колье последовало кольцо – мелкая букашка, которая ползла к краю огромного драгоценного камня. За ним – брошь-стрекоза с ажурными крылышками и тяжелым хризолитовым хвостом, но главное Карим приберег напоследок.

– Иди сюда. – Он махнул мне рукой, стоя у собранных из добротных досок и покрашенных в черный цвет стеллажей. – Смотри!

Карим с загадочным видом снял крышку с небольшой картонной коробки, и я заглянула внутрь. На дне коробки сияло что-то невероятно яркое и большое в форме конуса. Мне никак не удавалось сообразить, что это за украшение и кто, каким образом может его носить. Карим тем временем сунул руку в коробку и извлек на свет божий удивительный предмет – это была наполовину законченная миниатюрная шапка Мономаха. Основа, выполненная в технике скань, полностью повторяла оригинал. Драгоценные камни, украшавшие шапку, были старательно подобраны по цвету, форме и величине так, чтобы, с одной стороны, соответствовать знаменитому шедевру, с другой – не нарушить внутренней гармонии самой миниатюры.

– Ух ты! – У меня дыхание перехватило от этой музейной роскоши и невиданной красоты. – А можно ее в руки взять?

– Бери, – разрешил Карим, самодовольно улыбаясь.

Шапка умещалась на ладони. Я поднесла ее к глазам и стала рассматривать мелкие детали. Каждый элемент, каждый камень находился в строгой гармонии с остальными и в то же время жил какой-то своей, независимой жизнью. Соединив все воедино, Карим умудрился в самих камнях и в отдельных золотых фрагментах сохранить неповторимость и индивидуальность.

– Ты – гений! – мне хотелось сказать что-то большее, выразить то блаженство, которое испытывали сейчас мои глаза. Но эмоции оказались сильнее слов. Дар речи вернулся одновременно с практическим восприятием действительности. – А кто заказал? – поинтересовалась я.

– Да ты знаешь, – Карим смешно, как-то смущенно пожал плечами, – не было такого заказа. Мне самому захотелось это сделать. Только вот не все материалы пока собрал. Не всегда достанешь подходящие, да и дорого очень.