Легенда о любви - Лора Эллиот Страница 19

— Да.

Кевин пригнулся и исчез в проеме между двумя скалами.

— Подожди, я зажгу свечу, — послышался его приглушенный голос из глубины пещеры. — Ты ведь не откажешься минут десять отдохнуть у меня?

— Ни за что не откажусь.

Из пещеры брызнул теплый оранжевый свет, и Джессика, пригнувшись, вошла.

Пещера была довольно просторной: метра три в глубину и около двух метров в ширину. А в середине можно было даже встать во весь рост.

Пол был устлан плотным ковриком. В углу лежало свернутое одеяло, и ничего больше в пещере не было. Кевин сидел на коврике у стены.

— Прошу, — пригласил он. — Садись.

Джессика села.

— А у тебя здесь уютно. Никогда не думала, что ты когда-нибудь сменишь свою мастерскую в Нью-Йорке на голую пещеру в джунглях. Ты ведь был хорошим художником, Кевин.

— Тот художник теперь мертв, — сухо ответил он.

— Кстати, а что случилось с моим портретом? Ты сохранил его?

Он помрачнел и нахмурился.

— Не помню.

Но по его глазам Джессика поняла, что он все прекрасно помнит. Он сидел, опустив глаза и крепко сжав губы, как будто пытался заглушить воскресшую память.

Почему он боится этих воспоминаний?

— Извини, если тебе неприятно вспоминать об этом, я больше не затрону эту тему, — сказала она и тут же добавила:

— Признаться, я уже отдохнула и чувствую, что готова продолжить путь.

Он молчал и, казалось, над чем-то размышлял.

— Спасибо, что помог мне найти плоды вельва, — продолжала она. — Как ни странно, но ты уже третий раз появляешься в моей жизни, когда я нахожусь в подвешенном состоянии и не знаю, что меня ждет в следующую минуту.

Непонятно, как это происходит.

Неожиданно он поднял на нее глаза.

— Послушай, Джессика, у меня есть предложение, — сказал он. — Вместо того чтобы тащиться сейчас через джунгли в Нилькант, ты можешь переночевать в моей пещере. Я уступлю тебе свою постель, а сам лягу неподалеку от пещеры. Как ты на это смотришь?

— Спасибо за гостеприимство. Но, по-моему, в твоей пещере не будет тесно и двоим, — ответила она.

— Согласен, но так будет безопаснее.

— Безопаснее? Ты хочешь сказать, что леопарды со змеями и скорпионами представляют для тебя меньшую опасность, чем я? Спасибо, Кевин, за комплимент.

Он улыбнулся.

— Это не комплимент, а правило, которое я должен соблюдать, находясь в уединении. Уединение есть уединение.

— Но ведь ты уже нарушил его. Ты ведь теперь не один.

— Это небольшое и вполне позволительное временное отклонение, вызванное обстоятельствами.

Она не стала больше возражать. В конце концов, он здесь в аскезе. Может, ему и полезно помучиться.

— Надеюсь, у тебя здесь водится какая-нибудь еда? — спросила она.

— Только рис и чечевица. Я могу приготовить особое блюдо — кичори. Это смесь этих двух продуктов. Очень питательная.

— Идет.

Он зажег еще одну свечу и направился к выходу.

— Отдыхай, а я займусь костром и ужином.

Нет, он совсем не безнадежен.

— Моя помощь нужна? — спросила она, провожая его взглядом.

— Нет, спасибо. У меня все заготовлено заранее.

Через полчаса тарелка чего-то похожего на кашу дымилась перед голодной Джессикой.

— Выглядит не очень привлекательно, но пахнет довольно аппетитно, — прокомментировала она.

— К сожалению, это все, что я могу предложить. После будет еще черный чай с сахаром.

Если бы я знал, что ты будешь у меня в гостях, то непременно припас бы банку кофе. Ты ведь наверняка не изменила своей привычке пить безумный черный кофе по ночам.

— Нет, я теперь часто стараюсь обходиться без него. Говорят, пить много кофе вредно.

Они замолчали и принялись за еду. Через несколько минут их тарелки были уже пустыми.

Потом Кевин заварил чай прямо в металлических стаканах.

— Сколько ты собираешься пробыть в Индии? — спросил он.

— Месяц. В начале декабря у нас начнутся репетиции и подготовка к съемкам. Я дико волнуюсь, но здесь события разворачиваются с такой скоростью, что, похоже, я успею за месяц найти образ Сати.

— Я в этом не сомневаюсь. Ты за два дня успела больше, чем можно представить. Хочешь еще чаю? — спросил он, потянувшись за кастрюлей с кипятком.

— Не откажусь.

Наливая кипяток в стакан, он слегка наклонился, и под его расстегнутой на груди рубашкой Джессика заметила что-то блестящее.

— А что там поблескивает у тебя под рубашкой?

— Фамильный амулет с портретом матери.

— Можно посмотреть?

— Ничего особенного. Обычный амулет, который вешают на шею детям. — Он достал из-за пазухи маленькую золотую подвеску в виде сердечка и, держа ее на ладони, наклонился к ней.

Джессика посмотрела на амулет, потом на Кевина и снова на амулет.

— Мне кажется, что я уже однажды видела такой же у кого-то, — задумчиво протянула она. — Только не помню у кого.

— Подобных амулетов тысячи. Хочешь посмотреть, как выглядела моя мать, когда была молодой?

— Конечно.

Он щелкнул замочком, и сердечко раскрылось.

Чтобы при тусклом свете свечи рассмотреть портрет, Джессике пришлось сесть рядом с Кевином. Она склонила голову к амулету и стала внимательно разглядывать лицо женщины на крошечной фотографии.

— Удивительно красивая женщина, — сказала она. Потом бегло окинула взглядом Кевина. — Только должна заметить, что ты поразительно не похож на нее. Она светлая, а ты смуглый и темноволосый.

— Я похож на отца. Мой отец — индиец.

— Вот как! — воскликнула она. — Теперь понятно, что потянуло тебя в Индию. Генетическая память. Только почему у тебя не индийская фамилия?

— Чтобы меня в школе не дразнили индусом, мой отец поменял мне фамилию. Так Кевин Чоудхари стал Кевином Годменом. — Кевин пожал плечами, захлопнул половинки амулета, спрятал его на груди и отвел взгляд в сторону.

Она сидела так близко, что ему становилось не по себе. Он чувствовал дразнящий запах ее тела, его тепло. В какой-то миг сама пещера показалась ему утробой, укрывшей в себе двух беспомощных младенцев. Мать-земля. Наверное, он должен научиться видеть в каждой женщине мать, богиню. Так ему будет легче укротить свое сексуальное желание.

— Насколько я помню, ты говорил, что твои родители живут где-то под Нью-Йорком, — сказала она. — Они счастливы вместе?