Любовь по договоренности - Светлана Лубенец Страница 19

Теперь, когда расстановка сил определена, пора позвонить Бо. Как вы знаете, я еще вчера решила с ним встретиться ради сравнительного анализа, для чего, возможно, придется все же пожертвовать телом. А сегодня, как вы читали выше, меня посетила мысль о том, что неплохо бы влезть к Богдану еще и в душу.

Пока я размышляла, битловская «Girl» возвестила о том, что кто-то хочет со мной связаться. На экранчике мобильника высветилось имя Марины. Пожалуй, есть смысл на каждого персонажа романа поставить разные мелодии. «Girl» – это для мужа и Люки! Семейный хит. Черррт! Разве у меня есть семья?!

– Настя! Как у вас дела с Бо? – с ходу спросила жена Георгия, как только я аллокнула в трубку.

Пришлось ответить неопределенным:

– Идут помаленьку.

– А нельзя ли ускорить их ход?

– Ну… вообще-то я как раз сегодня сама собиралась позвонить Бо…

– Так звоните быстрей! Зачем тянуть? Я же обещала за все щедро расплатиться с вами!

– Похоже, вы очень нервничаете, Марина. Что-то случилось? – не могла не спросить женщину я. Она ведь и не догадывается, что ее щедрость или скупость ничего не решают в ситуации, когда пишется роман века!

– Ничего особенного, что больше всего и раздражает! – отозвалась Марина. – Георгий слишком быстро согласился развестись! Я не ожидала, что он так легко откажется от того, что связывало нас много лет! Во мне теплилась надежда, что мое предложение о разводе огорчит его хоть сколько-нибудь, ведь придется полностью ломать жизнь… а Златка, в смысле построения новой, – вообще не вариант… – Голос Марины сделался на несколько секунд ломким и надрывным, но тут же вновь обрел силу. – Поэтому я жду не дождусь, когда вы расквитаетесь с моим мужем за меня. Гошка сегодня все утро чирикал с любимым братцем по телефону. Если отнять у него Богдана… В общем, я вам уже все объясняла…

Я пообещала Марине, что сегодня же позвоню Бо и договорюсь о встрече, что вполне совпадало с моими собственными планами. Потом мы обменялись несколькими дежурными любезностями и разъединились.

Сразу после Марины позвонил сам Бо и закричал в трубку:

– Настя! Тебя прямо не достать! Телефон то не отвечает, то занят! Слушай! Пошли сегодня на выставку еще одного моего приятеля! Ну а потом… посидим где-нибудь… Как?

– Годится, – сразу согласилась я, и мы договорились встретиться через пару часов у салона с незамысловатым названием «Художественный». Несмотря на простоту названия, выставляться в этом салоне – очень престижно для городских художников, а потому работы приятеля Бо должны быть интересными. Наверно, они не хуже Вадькиных.

Этот приятель Бо, если не считать его живописи, со всех остальных сторон казался примитивом. Во-первых, его звали Василием Сидоровым. Во-вторых, он являл собой ничем не примечательного низенького молодого человека самой блеклой, невыразительной наружности. В-третьих, в разговоре с журналистами и даже со мной Василий терялся, куксился и не мог связать двух слов кряду. Зато его картины в стиле народного лубка были написаны такими яркими, звонкими, жизнерадостными и оптимистическими красками, что по настроению им могла бы проиграть даже золотистая Вадькина «Одалиска».

Бо рассматривал полотна с жадным интересом, чуть ли не водя по ним носом. Его щеки окрасились нервным, почти кирпичным, как часто бывает у смуглых людей, румянцем. Пальцы рук, сцепленных за спиной, поминутно складывались в новый замок, столь же недолговечный, как предыдущий, а грива волос разлохматилась так, словно Богдан сам только что и написал все эти пятнадцать полотен за один присест.

После того, как мы с ним вышли из салона, Бо здорово сник. Даже богатые волосы облепили его голову, как тусклый, посекшийся от долгой носки парик, а нос так заострился, будто его обладатель совсем недавно переболел тифом или даже чумой.

– Значит, надо писать как Васька, гротескно и примитивно, и тогда твои вещи выставят в «Художественном», а журналюги облепят тебя, как свора взбесившихся собак! – выпалил он, когда мы, наконец, уселись перекусить в соседнем с салоном маленьком кафе с совершенно не подходящим к крохотному заведению названием «Гаргантюа».

– Все не так, как ты об этом думаешь, – спокойно ответила я. – Васька твой – самородок, каких мало. Таким даже оттачивать мастерство не надо: его им прямо в колыбель вложили. Завидовать Василию и Вадьке так же глупо и нерезультативно, как, скажем, Петрову-Водкину или Врубелю.

– Ни Вадька, ни Васька не тянут ни на Петрова-Водкина, ни на Врубеля!

– Они не просто не тянут. Они сами по себе и со временем встанут с Врубелем и Петровым-Водкиным в один ряд, как замечательные художники.

– А что прикажешь делать таким, как я, неудачникам? – взвыл Бо, и мне опять стало его так же жалко, как в мастерской. Я накрыла своей ладонью его руку, пальцы которой нервно комкали лежащую на столе бумажную салфетку, и ласково произнесла: – Мы ведь уже договаривались, что ты напишешь мой портрет, но не будешь стремиться к фотографической точности…

Видимо, в мозгу Бо тут же возник образ пыльно-парчового ложа под выцветшим знаменем, а потому он как-то резко успокоился, и волосы опять очень живо поднялись над его высоким лбом и легли красивой блестящей волной. Давно известно: кому не везет в картах, повезет в любви.

Но через несколько мгновений разгоревшиеся глаза Бо опять будто подернулись тусклой пленкой.

– Ты не можешь мне объяснить, с какой стати мой брат Георгий вдруг назвал тебя своей женщиной? – спросил он. – Тебя с ним тоже Маринка познакомила?

Вряд ли Богдан поверил бы, что в его мастерской Георгий видел меня первый раз, если опять же не считать ту злосчастную маршрутку, с которой все началось и в которой старший Далматов не бросил на меня ни единого не только заинтересованного, но даже и самого пустого взгляда. Исходя из этого, пришлось сказать:

– Да, мы знакомы через Марину. Но насчет того, что я его женщина, Георгий погорячился. Пошутил то есть…

– Какие уж тут шутки! Обычно он высмеивает… ну… моих подруг… женщин… так зло и беспощадно, что у меня тут же пропадает к ним всякий интерес… А от тебя Гошка попросил меня держаться подальше. Похоже, ты ему сильно нравишься… Я бы даже решил, что он надумал разводиться с Мариной из-за тебя, если бы…

– Если бы что?

– Ну… если б вы не были с Маринкой приятельницами. Она ж нас познакомила! Не стала бы Марина иметь отношения с разлучницей. А Гошка все-таки неспроста заявил, что ты его женщина. Значит, нравишься очень. Только пусть он даже не рассчитывает, что я прямо так и отвалю. Ну… если, конечно, сама не турнешь…

И Бо посмотрел мне в глаза взглядом, который был, видимо, у Далматовых фамильным: прожигающим тоннели до самого нежного моего нутра. Я на это решила не реагировать, деликатно промолчав. Тогда Бо опять спросил:

– Скажи честно, а тебе Гошка нравится?

– Нет, – ответила я, как он и просил, честно.