Любовь до востребования - Елена Булганова Страница 19

«Дорогой Илья! Все случилось так, как ты и предвидел. Я получила твое письмо случайно и с большим опозданием. Сразу пишу ответ.

Илья, мне было очень тяжело узнать про смерть твоей мамы и про то, что случилось с тобой. Но я полна веры в то, что с тобой не произойдет ничего плохого, что ты все-таки не озлобишься на жизнь и на людей. Знаешь, я начинаю верить, что внешние вещи ничего не решают в нашей жизни. Важно только то, что у тебя внутри. Теперь я знаю, что многие люди на свободе еще более прочно сидят в темнице, чем ты сейчас. Им уже никогда не выйти на волю. И это, как ни странно, потому и происходит, что они не знают, что такое настоящая тюрьма.

Наверное, ты сейчас усмехаешься и думаешь: какая дурочка, пишет мне такие вещи! Может, тебе даже обидно, что я вроде бы как принижаю твою беду. Тебе ведь так и не удалось в полной мере пожить обычной человеческой жизнью. Наверное, она кажется тебе очень притягательной. Что ж, когда-нибудь у тебя будет эта жизнь. И я уверена, что ты проживешь ее гораздо лучше, чем многие другие.

Это не потому, что я хочу тебя утешить. Нет, я на самом деле верю в это всем сердцем. Я успела понять, что жизнь довольно подлая штука. Или, может, наоборот, справедливая, не могу разобраться. Но она почти всегда обламывает тех, кому в начале сулила счастье и успех. И наоборот, если поначалу все идет очень плохо, это почти гарантия того, что в дальнейшем все сложится хорошо.

Ну вот, понаписала тебе всяких глупостей. Теперь давай поговорим о деле. Какой тебе дали срок, — ты ничего не написал об этом в первом письме? И какие вещи можно тебе выслать? Я в ближайшее время узнаю, как послать тебе посылку. А ты напиши, в чем нуждаешься. И не вздумай отмахиваться. Мне просто необходимо хоть что-то для тебя сделать.

В общем, жду от тебя подробное, деловое письмо. Пожалуйста, ни на миг не теряй надежды.

Галя».

Однажды вечером Валя сидела на диване перед включенным телевизором и складывала в уме очередное, уже, наверное, сотое письмо к Илье. Степан еще не вернулся с работы. За столом Ваня, широко раскрыв рот и высунув разноцветный язык, рисовал что-то гуашью на ватмане. Занятие это чрезвычайно увлекло его, и непривычная тишина воцарилась в квартире. Впрочем, Валя, поработав в детском саду, мало реагировала на звуки. Даже орущий телевизор не раздражал.

«Илья! Получил ли ты, наконец, мою посылку? Подошла ли по размеру шапка? Вот ты отказывался, играл в молчанку насчет своего размера, а будет обидно, если не подойдет. Кто там тебе еще шлет посылки, что ты так настойчиво просишь меня не волноваться? Напиши уж прямо, тогда я успокоюсь.

Ты вот все допытываешься о моей личной жизни, словно пытаешься меня поймать на признании, что у меня все идет плохо. Но это не так. Может, я и написала тебе сгоряча какие-то горькие слова, но не торопись делать выводы. В жизни человека столько всего намешено, что невозможно по одному письму построить цельную картину. Ничего ужасного в моей жизни не происходит. Я сейчас смотрела какой-то сюжет о семейной жизни. Вот там действительно все страшно: муж избивает жену, детей, они среди ночи прячутся на детской площадке у дома.

Когда увидишь такое, стыдно за собственные жалобы на жизнь. Нет, все у меня хорошо. Просто теперь я понимаю, что не всегда трудности сближают людей. Может, сближают, но кратковременные. А вот длительные трудности разводят, заставляют вроде как стыдиться друг друга. А может, и правда, любовь приходит к людям лишь на какой-то срок, и мы все совершаем ошибку, когда пытаемся растянуть ее на всю жизнь.

Может, когда-нибудь люди будут жить иначе: заключать брачный договор на какой-то срок, а по истечении его искать себе новую пару. И дети не будут из-за этого страдать, потому что станут воспринимать все как должное. Вот только как угадать, для кого сколько времени продлится любовь?

Ванечка растет, радует меня. Сколько у него интересов! То стихи пишет, да еще и юмористические. Недавно подошел к бабушке и прочел ей стихотворение:

Деловитою походкой подбегает таракан:

«По последней нашей сводке, к вашим в плен попал братан.

Если вы сейчас же, братцы, не отпустите братана,

Со всей Гатчины питаться приведу к вам тараканов!»

Но мама моя стихи не оценила, начала кричать: где ты видел эту пакость? Неужели опять пожаловали? Ванечка посмотрел на нее укоризненно и сказал: «Бабушка, я же это в своей голове вообразил!»

А теперь вот у нас новая страсть — рисование. Берет огромный лист ватмана и полностью его изрисовывает. Сюжета нет, но получается неплохо. Я потихоньку вырежу и пошлю тебе кусочек из его нового творения.

Мама говорит, что в его возрасте я была такая же разносторонняя. И куда все подевалось? Знаешь, мне не нравится, когда говорят: все лучшее — детям. Нет, все правильно, я и сама для Ванечки ничего не пожалею. Только очень уж грустно думать, что через какие-нибудь пятнадцать лет он больше не будет ребенком, и вроде как ничего хорошего ему уже не будет положено.

Кстати, я знаю из книг, что раньше все было иначе. Лучшее распределялось по старшинству, а младшие дети даже в зажиточных семьях иногда не наедались досыта и подъедали за старшими самые неаппетитные куски. С одной стороны, ужасно. А с другой, у детей был стимул расти, самим становиться главами семейства. Солидность была в почете, и никто не цеплялся в страхе за уходящую молодость. А сейчас вот даже Ванечка уже понял, как выгодно быть ребенком, и делает испуганную рожицу, когда слышит слова: «Ты уже взрослый».

Тут Валентина на миг остановила поток сознания и в сотый безнадежный раз напомнила сыну, что кисточку полагается мыть в баночке, а не во рту. И вдруг с экрана до нее донеслись слова:

— В военной прокуратуре нас заверили, что дело рядового Ильи Громова не будет пересматриваться в ближайшее время.

Валя так и подскочила на месте. Господи, неужели она так часто думает об Илье, что у нее уже начались слуховые галлюцинации? Она почти на предел включила громкость телевизора.

— Напоминаем вам подробности этого громкого дела, — ровным голосом вещал импозантный ведущий. — Рядовой Громов попал в Чечню через несколько месяцев после призыва и был продан в рабство местному богатому чеченцу собственным полковым командиром. Вместе с ним в плену оказался рядовой Сергей Задоров. Только через два года им удалось совершить побег. Всю дорогу до русского блокпоста Илья нес товарища на руках. В плену от непосильной работы у Сергея начался тромбофлебит, затем на ногах образовались огромные гниющие раны. В госпитале врачи немедленно ампутировали ноги, но спасти жизнь уже не смогли. Илья Громов неоднократно обращался в различные инстанции, требуя отдать под суд его командира. Его сочли клеветником, лжецом и сумасшедшим. Через два года после возвращения из плена, в годовщину смерти своего товарища, Громов совершил самосуд: застрелил бывшего командира в тот момент, когда тот со службы возвращался домой. После чего немедленно сдался властям.

Громов был осужден на десять лет. Почти сразу началось общественное движение в его поддержку. Комитет солдатских матерей, общественные правозащитные организации и простые граждане собирают подписи и подают петиции с требованиями пересмотреть дело и сократить срок. Мы следим за этим делом и не скрываем своего двойственного взгляда на происходящее. С одной стороны, в тюрьме оказался преступник, чья вина очевидна и доказана. С другой — Громов покарал убийцу сам, потому что не смог добиться этого от всей нашей правовой машины».