Аметистовый венец - Мэгги Дэвис Страница 19

Констанс положила палец на губы дочери, призывая к молчанию. Оди с каждым днем становилась все более похожей на своего отца – Бальдрика де Кресси. Такой же взгляд, такое же удлиненное лицо. Первый ее муж был также большим любителем задавать вопросы, которые, как ножи, разили его четырнадцатилетнюю жену. «Ну, почему, Констанс? Почему обед приготовлен так плохо? Почему в спальне не слишком-то чисто? Почему хозяйство ведется недостаточно бережливо? Ну, почему?»

И, конечно же, главный вопрос – почему она родила ему дочь, а не сына? У Констанс не было на них ответа. И она искренне жалела, что рядом с ней нет де Кресси, чтобы отвечать на такие же бесчисленные вопросы дочери.

По всей позе Оди чувствовалось, что она обижена. Раскаиваясь в своей суровости, Констанс погладила мягкие каштановые волосы дочери и поцеловала ее в макушку. Она испытывала постоянное беспокойство за Оди и Беатрис. Многие утверждали, что учить дочерей лишь напрасная трата времени, но это было заблуждение. Мужья-рыцари часто оказывались неграмотными, не умели ни читать, ни считать. И Оди в будущем придется самой вести все хозяйство.

Отец Констанс проявлял большую заботу о ее образовании. Она была чуть старше Оди, когда он приставил к ней учителей. Сам граф Морле не мог ни читать, ни писать.

В этих вопросах проявлялся живой ум Оди, и Констанс хотела, чтобы дочка получила хорошее образование, только не церковное, как Бертрада. Монахини постились целыми неделями и страдали слезливостью, передававшейся от одной к другой, как чума. Дело дошло до того, что в прошлом году епископ вынужден был призвать их к сдержанности.

Нет-нет, только не монастырь. Это неподходящее место для ее дочерей. Как часто говорил ее отец о том, что надо уметь противостоять реальной жизни, а не бежать от нее.

«Да пошлет ей господь какого-нибудь доброго и благородного молодого рыцаря», – подумала Констанс, перебирая влажные от пота длинные пряди волос Оди.

Ее дочери нужен красивый и честный, с открытым лицом молодой рыцарь, а не задира и грубиян, каких сейчас множество среди молодых людей. Хороший муж, хороший отец. Тут она невольно вздохнула. Оди не слишком-то хорошенькая, остается надеяться, что гадкий утенок превратится со временем в прекрасного лебедя. Но надо смотреть на вещи здраво. Некрасивый мужчина может завоевать восхищение и любовь красивой женщины, особенно если он богат и могуществен. Но для женщины красота – все.

Конечно, Оди получит за собой богатое приданое, и это уже кое-что. Если, думала Констанс, ей придется снова выйти замуж, а в том, что король выскажет такое пожелание, сомневаться не приходится, и если от следующего мужа у нее родятся сыновья, ей надо будет хорошо позаботиться о своих дочерях-сиротах. Для них уже отложено хорошее приданое, которое поможет им, если они, сохрани боже, овдовеют или мужья их покинут. Оди, если она так и останется дурнушкой, нужен будет умный муж. Такой, который бы ценил ее ум и образованность. Хороший друг. Констанс знала, что хочет невозможного.

В конце концов она решила, что самое лучшее – послать Оди в монастырь Святой Хильды около Баксборо, к ее двоюродной бабушке, аббатисе Элис. Сестра ее отца после неудачного брака приняла церковный обет, это была женщина добрая, умная и образованная, такой, по крайней мере, она сохранилась в памяти Констанс. Вот уже много лет, как они не виделись.

Дорога пошла вниз, к большому лесу. Впервые за долгое время они почувствовали запах дыма.

Языческие костры. Констанс сморщила нос. Она забыла, что это День Всех Святых. Летом, в июне, и в конце октября, когда поклоняются старым богам, вилланы нередко разводят костры на вершинах холмов. Многие проводят праздничную ночь в веселом гулянье, пьют вино и ублажают свою плоть тут же у костров. Церковь выступала против этого праздника резко, но без особого результата. Тем более в этих краях, где у языческих обычаев больше приверженцев, чем на востоке.

Солнце уже заходило. Констанс посмотрела вокруг себя. Передовые рыцари уже углублялись в густой лес. Эверард решил, что в эту ночь им лучше обходить стороной любые поселения. Констанс отнюдь не была уверена в благоразумии этого решения.

Проезжая вдоль колонны, Эверард скомандовал, чтобы рыцари арьергарда теснее сомкнули ряды. Переправа проходила с некоторыми трудностями, и люди, и лошади сильно устали, но Эверард все же обвинял себя за излишне долгий привал на берегу Тау. Графиня и обе ее дочки спали, и он не решился разбудить их. А по его планам, к этому времени они уже должны были оставить позади Кидгроувский лес.

Он пришпорил коня и поскакал быстрой рысью по обочине узкой дороги. Оставалась лишь слабая надежда, что они успеют проскочить через лес еще до наступления полной темноты. Эверард проехал мимо обоза и решетчатого фургона с пленниками. Гигант, стоя на коленях, немигающим взглядом смотрел вперед. Когда Эверард увидел, на кого направлен его взгляд, он тихо выругался. Вклинившись в пространство между двумя вереницами рыцарей, он подъехал к фургону и ударил пленника кулаком в висок. Неожиданный резкий удар опрокинул пленника навзничь.

Белокурый гигант лежал не шевелясь. Эверард со злорадством подумал, что он вполне заслужил такое наказание. Как он смел смотреть на нее, этот шут гороховый!