Мужчины из женских романов - Эллина Наумова Страница 19

Они в одно время ушли к мальчикам в съемные квартиры и условились не отвлекать друг друга с полгода. Вчетвером встречались, но болтать без мужчин обо всем, в том числе и о них, почти отвыкли.

– Живу бедненько, но чистенько, – отчиталась Света. – А ты?

– Обо мне после. Остановимся на бедности.

– Да уж, мимо не пройдешь. Я возле метро. Доберусь до Интернета, пообщаемся по скайпу бесплатно.

– Не волнуйся ты, за мои разговоры фирма платит, а для тебя входящий – шаром-даром.

– Тогда сразу поною, а то трясет всю. У меня такие грязные мысли только что возникли по поводу нашего редактора, которая мне ничего не сделала. Я – аморальное существо. И когда успела так низко пасть…

И Света рассказала ей все. Та засмеялась и приступила к исполнению долга растолковать близкому человеку, что он не хуже, чем остальные, и не лучше, чем она сама:

– Ты не забыла, сколько тебе лет? Мы в том возрасте, когда не тайна, что сослуживца можно заложить боссу из-за любой ерунды, оклеветать, расчетливо напортачить и подставить, убить, в конце концов. Разумеется, эти варианты прокрутятся в башке, если конкурент мешает. Если теоретически может быть помехой – тоже. Ты еще веришь, что есть идеальные люди, которым ничего такого в голову не приходит? Заглянуть бы тебе в мысли Нинель про тебя! Девять из десяти, что собственные про нее показались бы не грязными, а образцово чистыми. Мы же люди, мы обречены думать всякое. А делать или не делать – наш выбор. Даже неловко вдалбливать прописные истины тебе. Не вздумай заморачиваться. Я однажды вообще резала живого начальника на куски и бросала их с девятого этажа. Потом оказалось, что все наши галлюцинировали в таком ключе – кто кожу с него сдирал, кто четвертовал. И ничего, жив, здоров, сволочь. Еще богаче стал, еще наглее и отвратительнее.

Могулева была всезнайкой вроде Аранской. Говорила: «Не утомляйте меня описанием торопливых, поверхностных и неряшливых чувств современников. Лучше что-нибудь интересное тонко вклиньте». Вот кто принял бы на ура все авторские отступления. Установив героиню в ванной и дав ей в руку таблетку, Жанна сообщала о противозачаточных так много, что читать про любовь было уже трудно – хотелось бежать в аптеку со списком из романа. Света оценила самоотверженную речь своей адвокатессы, но та не дала ей рассыпаться в благодарностях, вспомнив, зачем звонит:

– Вернемся к «бедненько». У тебя есть гораздо более серьезные проблемы, чем редакторы в занюханном издательстве. Устройся работать в любое место, с кем-то будешь соперничать. Ты не из-за того из-за чего надо паникуешь. Говорить неприятно, но твой дурит тебя, как я не знаю кого. Мы с моим вчера были в гостях у его друзей. И познакомились с девицей, которая работает там же, где и Димка. Представления не имею кем, но явно не шоферит и не слесарит. И знаешь, сколько получает? Девяносто тысяч! А он? Девять? Девятнадцать? Коммерческий директор! Она говорит, они обедают каждый день в ресторане. Так что все его песни о становлении фирмы и бесплатном труде днем и ночью – вранье.

– Родителям отдает? – вырвалось у Светы.

– В наше-то время? Да и они у него не голодающие пенсионеры. Нет, милая, просто бросит тебе немного, чтобы его же завтраками кормила, а остальное – на личный счет. Я так понимаю, что вы живете в основном на твою мизерную зарплату?

– Да, но не забудь, что он платит за жилье. Слушай, может, человек нам на квартиру собирает? – лихорадочно искала приемлемое объяснение девушка. – На свадьбу копит?

– Почему бы не сказать тебе об этом? Не попросить терпеть? Хочет в больничной палате, когда ты загнешься, сюрприз сделать? «Дорогая, постарайся выздороветь, и тогда я транспортирую тебя отсюда не на кладбище, а в элитные апартаменты с заходом в ЗАГС»?

– А вдруг эта девица сама врет?

– Осенило с отчаяния, называется. Зачем ей? Это ты у нас в одних джинсах круглый год. А она прикинута будь здоров. И брюлики модные новые в ушах.

– Папа долларовый миллионер, – боролась за шанс не упасть в обморок Света.

– Не исключено. Только, сама понимаешь, дети богачей не работают за копейки в дешевых лавочках. И не вешаются на любого козла, чуть только его коза отвернется или зазевается. А она явно озабочена поисками мужа.

– Как ее зовут?!

Подруга сбавила азартный тон:

– Пока не скажу, извини. Нет, остынешь, будут тебе имя, фамилия и отчество, клянусь. А то явишься домой и устроишь скандал с мордобоем. Сейчас успокойся, проанализируй все. Спроси у Димки, как фирма развивается, когда там начнут платить по-человечески. Уснет – поройся в карманах. Только с чувством и расстановкой. А то у меня знакомая во внутренний пиджака лазила и неизменно извлекала тертый бумажник с шестьюстами рублями. Эта постоянная сумма ее и напрягла. Однажды додумалась в заднем брючном пошарить – нашла кредитки и три тысячи долларов. Представляешь? Мой свои материальные тайны скрывает между паспортом и обложкой. Тоже контролирую, пока молча. Я к тому, что нечего быть слишком щепетильной в наше время. Пошлость оказалась совсем не тем, что мы ею называли.

«Не хочу я лазить, шарить и контролировать», – хотела закричать Света, но гортань была раздавлена новостями, как и все остальное в теле. И только покалывало изнутри то тут, то там, будто под кожу налили сильногазированной минералки. Да еще чесались глаза.

– Эй, ты жива? – окликнула подруга. – Сдвинься от края тротуара, покрепче обхвати фонарный столб и успокойся. Легче?

– Да. Неприятно, конечно. Но разобраться надо. Спасибо тебе.

– Не за что. Мы говорили о выборе, что делать, чего не делать. Думаешь, мне в радость носить плохие вести? Но смотреть, как ты выдыхаешься, знать, что тебя обманывают, и не предупредить? Это немыслимо для порядочного человека.

– Я все понимаю. Спасибо, – повторила девушка и мысленно удивилась: «Я выдыхаюсь? Это заметно? А самой кажется, что счастлива и перспективы дивные».

– Ладно, отдышись, возьми себя в руки…

Она еще какими-то бодрыми словами напутствовала, но Света уже отключилась. Бывают же такие дни. Она вспомнила, как в романе Елизаветы Алексеевой случайная попутчица исповедовалась героине: «Жизнь – зебра? Тогда моя черная полоса длится так долго, что я уже и намека на белую за спиной не вижу, когда оборачиваюсь. И впереди темно. В природе встречаются зебры-уроды? Мутанты? У меня явно такая лошадка». И жалкий енот-полоскун в человеческом обличье поучал: «Зебра – это не в смысле животного, а в смысле пешеходного перехода. Во-первых, асфальт серый, а не радикально черный. Во-вторых, мы несем ведро с белой краской и кисточкой и сами рисуем полосы». «Ясно, меня уже лет десять назад машина раздавила, а я и не заметила», – прозрела собеседница.

Слова «машина раздавила» вернули Свету на улицу. «Не дождетесь», – суровым шепотом пообещала она, не зная, кто и чего именно.