Нож Равальяка - Жюльетта Бенцони Страница 19

Прощаясь с Лоренцой, Джованетти пообещал ей, что заглянет в городскую больницу и поинтересуется судьбой ребенка Жаклин д'Эскоман, о котором они не знали ничего, кроме того, что это мальчик. Обычно к одежде брошенных бедняжек прикалывали клочок бумаги, на котором было написано их имя, но они не знали ни имени, ни возраста, ни когда ребенок был оставлен матерью на Новом мосту.

— Случай нередкий, — вздохнула герцогиня Ангулемская, заинтересовавшись утренним происшествием. — Но, как видно, бедная женщина так мучительно расставалась со своим ребенком, что привлекла к себе внимание, и за ней начали следить.

—А что их ждет, таких малышей? — забеспокоилась Лоренца.

— Если они не груднички, их отправляют в Троицкий приют, который называют «Приютом синюшных детишек», потому что их всех там одевают в синее, и девочек, и мальчиков. В приюте их растят в страхе Божием и обучают разным ремеслам. А бывает, что малыша подхватит на этом мосту нищий со Двора чудес и из него вырастет вор и проходимец. Или его специально искалечат, чтобы добрые люди щедрее подавали.

— Какой ужас! — испугалась Лоренца. — Я поеду с вами, сьер Филиппо!

— И речи быть не может, — решительно возразила герцогиня. — Если за этой Эскоман следили, то вас и так заметили вместе с ней. И где?! Прямо перед Лувром! Я сама хочу туда поехать.

— Неужели вы в самом деле поедете? — растроганно переспросила Лоренца.

— Почему бы нет? Я отправлюсь туда не впервые, меня там хорошо знают. А вы сегодня уже себя скомпрометировали.

Взяв Джованетти под руку, герцогиня увлекла его за собой с немалой скоростью, которая делала честь ее ногам и возрасту. Лоренца с Бибиеной поднялись наверх, чтобы наговориться всласть вдали от любопытных ушей прислуги, хотя тосканский диалект сам по себе уже ставил преграду любопытству.

— Стало быть, вы теперь придворная дама королевы! — воскликнула кормилица. — Надо же! Не могу этому поверить! Она же вас возненавидела с первого взгляда!

— Не беспокойся, она ненавидит меня по-прежнему. Но с этим я ничего не могла поделать. Уже не один век у дам де Курси особое право принадлежать к узкому кругу придворных дам королевы Франции. Когда я вхожу в ее покои утром, она отвечает на мой реверанс кивком и никогда со мной не заговаривает. И должна сказать, что это великое благо. Она говорит такое, что мне трудно было бы удержаться от дерзости, а мне совсем не хотелось бы поссорить королеву с моей семьей: бароном Губертом, моим свекром, и его сестрой, графиней Клариссой.

— А с вами они как обращаются?

— Великолепно! Я их обоих обожаю!

— А... муж?

— Мужа я люблю, Бибиена! Так, как только возможно любить!

Щеки молодой женщины порозовели, темные глаза засияли, Бибиена больше ничего не спросила, но пообещала себе, что будет молиться за Тома. И тут вдруг она вспомнила еще кое о чем.

— А как ваша тетя? Что с ней сталось? Сияющее лицо погасло и окаменело.

— Я о ней ничего не знаю и не желаю знать.

Но это была не совсем правда. В день, когда Лоренца приступила к своим обязанностям при дворе, ей было не по себе. Она с беспокойством думала, как ей себя вести, когда она вдруг окажется лицом к лицу с Гонорией, которая предала и оклеветала ее. Но пока она тетушку не встретила, а сама поостереглась расспрашивать о ее судьбе. Больше всего ей хотелось, чтобы злобная жадная фурия отправилась обратно во Флоренцию и жила там на то, что еще осталось от богатств Даванцатти, из которых по завещанию Франческо, отца Лоренцы, ей причиталась некоторая доля.

— А вот я не уверена, что вы поступаете правильно. Всегда лучше знать доподлинно, где находятся твои враги. А она ваш враг, злобный и непримиримый. Но вы ведь встречаете у королевы Галигаи?

— Каждое утро, когда она приходит причесывать королеву и помогает ей выбирать наряды и украшения. Потом она удаляется к себе и больше не показывается.

— Ни с кем и словом не обмолвившись?

— Только с королевой и с поставщиками: портными, перчаточниками, сапожниками, парфюмерами и прочими им подобными. С придворными дамами — никогда. Иногда она появляется, закутавшись в черную вуаль, и поднимает ее только тогда, когда ей приходится работать, потом снова опускает. Галигаи — ночная птица, говорят, что она приходит поговорить с королевой, когда та ложится в постель.

— А король? Он разве не спит в одной постели с королевой?

— Не всегда. В последнее время его часто не бывает. Но в любом случае, если король появляется, Галигаи исчезает.

Стук колес въезжающей во двор кареты привлек внимание Лоренцы, и она подошла к окну. Вернулась домой герцогиня, но без Джованетти. Зато лакей вытащил из кареты и понес на руках в дом маленького белокурого мальчугана лет четырех или пяти, одетого в жалкие лохмотья. При взгляде на бледное истощенное личико малыша, который явно никогда не ел досыта, сердце Лоренцы сжалось от жалости.

— Пойдем со мной, — позвала она Бибиену. — Мне кажется, тебе будет чем заняться.

Подхватив юбки, Лоренца бросилась к лестнице и бегом спустилась вниз.

— Это он? — спросила она.

— Без сомнения, — отозвалась герцогиня Ангулемская. — Он был еще в больничном приюте. Мать оставила его на мосту вчера днем. Бедняжка! Одна кожа да кости.

— А в приюте его хотя бы накормили?

— Разумеется, но разве одного дня достаточно? Ваша Бибиена может им заняться. Я распоряжусь, чтобы приносили все, что ей понадобится.

— Как мне вас благодарить, госпожа герцогиня?

— Не будем об этом, дорогая. Смотрите, они уже прекрасно поладили!

В самом деле, мальчуган со вздохом облегчения приник к широким юбкам флорентийки, а та со слезами на глазах обняла его.

— Я хорошо буду за ним смотреть, — с чувством произнесла она.

Через секунду все глаза уже устремились на дверь, которая с грохотом распахнулась, и в нее влетел барон Губерт в такой ярости, что, казалось, из его ноздрей вырывалось пламя. Следом за ним торопилась графиня Кларисса, пытавшаяся его успокоить. Взгляд барона Губерта упал на невестку.

— А-а, вы здесь, Лори? А я думал, что вы во дворце! Не могли бы вы мне сказать, где сейчас король?

— К сожалению, нет. Сегодня утром я не была, как обычно, в Лувре. И...

— Может быть, вы знаете, госпожа герцогиня?

— Думаю, вам известно, что после бегства молодых Конде меня не терпят при дворе, разве что в присутствии короля. Но что вас привело в такой гнев? Откуда вы?

— Из собственного дома! Я проверял, как идут работы. И, представьте себе, сквернавец Кончини, бахвалясь перед своими мужланами, дерзнул отпустить насмешку в мой адрес. Я тут же взялся за шпагу, но появление двух лучников испугало их, и они сбежали. Думаю, вы догадались, какое еще ничтожество составляло ему компанию и ему подпевало? Клянусь всеми чертями преисподней, я сотру в порошок обоих! — проревел барон так громко, что перепуганный мальчуган заплакал. — Это что еще за ребенок? Ему, похоже, не весело.