Отец-миллионер под прикрытием - Мила Дали Страница 19

— Ага, сколько лет уже его лишаете? — падаю на кресло, ловлю гневный взгляд Лоренсео из-под седых бровей. — Что с вашим здоровьем? Грэсия сказала, с постели не встаете.

— Нерв защемило. Дожил! Святая Патриция… — Сжимает кулак. — Со свадьбой тянуть нельзя, Марсело. Ты как жених берешь на себя все расходы.

— Свадьбы не будет, дон.

— Марсело!

“Был бы тестем, если бы не Кошкина” приподнимается с постели, но тут же шипит от боли. Сжимает кулак, с размаха бьет по матрасу.

— Дон Лоренсео, понимаю вас прекрасно, но так больше продолжаться не может. Я уважаю вашу семью безмерно. Однако вы видите во мне только машину для разгона Педро. Еще мне надоело разгребать за вами грязь, прикрывать нарушения закона.

Лоренсео каменеет в секунду. Напрягает морду до состояния кураги. Он дышит слишком часто и намерен прожечь дыру в стене напротив своим испепеляющим взглядом. Лоренсео в этом году исполнится шестьдесят пять.

Я волнуюсь. Не так чтобы до колик, просто не хочу решать и после инсультные проблемы. Слишком неожиданно подкосился непробиваемый дон. А я вдоволь наслушался «Марсело, реши-то! Марсело, реши-сё!»

— Глупый мальчишка! Ты осознаешь, с кем разговариваешь?! Забылся?! Назови причину!

Дон смотрит налитыми кровью глазами. Медленно поднимаюсь с кресла, прячу руки за спину, шагаю вокруг шкурки тигра на полу, лично застреленного доном Лоренсео.

— Все прозрачно, дон. Сами не понимаете?

— Влюбился?

— Да.

— Baboso!

— Почему вы считаете меня идиотом?!

Ниши фразы горящими импульсами летят, как молнии. Энергетика в комнате становится отвратная. Лоренсео на адреналине, и в возмущении находит сил подняться. Шаркает ногами, машет кулаком с золотым перстнем.

— Тебе будто восемнадцать лет, Марсело! Включай ум. Кто твоя пассия? Чья она дочка? Неужели есть кто-то богаче и почтенней меня? Безрассудство! После моей смерти ты получишь все!

Дон имеет в виду свои винодельни. Феодала во мне увидел. Два года я знаком с Грэсией и столько же времени выслушиваю дифирамбы о винодельнях Лоренсео. Слушаю за обедом и ужином. В четверг, субботу и пятницу. На каждом празднике и во все будни. Меня уже воротит от одного только запаха винограда.

Грэсия сикатится за дверью, подслушивает. Думает, я ее не замечаю. Дон бранится, ковыляет к рабочему столу за пистолетом. Даю ему три секунды форы, а после обгоняю, становлюсь между ящичком и доном.

— Дочка учительницы литературы и автомеханика. Не надо снова пытаться меня пристрелить. Все равно не сможете.

— Испанский стыд на мои седины, Марсело. Свихнулся? Я был к тебе терпим, но теперь не собираюсь. Власть почувствовал? Даже старый тореадор сможет легко уничтожить глупого быка. Стоит мне только помахать “красной тряпкой”.

— Это кого вы тряпкой обзываете, почтенный?

Дон ухмыляется, сжимает край моей кофты.

— Не сдох еще окончательно царь в твоей голове, Марсело? Ты часть НАШЕЙ семьи. И другого варианта быть не может. Я не потерплю позора. Женишься на Грэсии!

— Никогда. — Отмахиваюсь, как от дона. Быстрым шагом марширую прочь из личных апартаментов Лоренсео. — А ты чего здесь подслушиваешь? — замечаю девушку, — Нет, я не передумал. Не будет так, как вам с папашей надобно. — Хлопаю дверью, не обращаю внимания на бегущую рядом Грэсию.

На выходе из особняка она останавливается. Пока Грэсия от ужаса пищит, иду по каменной дорожке прочь. Высокие кованые врата распахиваются. Я устал как черт и надеялся на понимание. Однако враги снова вернулись к дому. На ходу одной рукой сгребаю Педро, тащу за собой к авто. Позади нас раздается топот его прихвостней. Все ближе — банда не желает отдавать своего предводителя.

— Все, в Сибирь едем. Вынудил! — ору и только рядом с машиной отталкиваю Педро в сторону.

Запрыгиваю в салон. Водитель жмет по газам, а Лати́нусы портят битами и цепями капот роскошного внедорожника. Громким сигналом водитель распугивает толпу.

Устало растираю глаза, хочу поскорее убраться подальше от этого безумия.

Район Саламанки, застроенный кирпичными зданиями с лепниной, проснулся. Серебристые машины премиум класса катятся по идеально ровному асфальту. Зажиточные испанцы беззаботно прогуливаются по тротуарам, разбавляют спокойный фон архитектуры разноцветными мазками — яркими футболками и платьями.

Я подъезжаю к своему дому, приказываю водителю связаться с пилотом.

— Хóла, сеньор Рамирос, — приветствую мужчину — величественного стража порядка в нашем элитном муравейнике.

Весь четвертый этаж полностью выкуплен мной под одну квартиру. Наспех собираю некоторые вещи и документы. Прячу в карман кое-что для Кошкиной. Спускаюсь обратно.

— Пилот уже на площадке, дон Марсело.

— Замечательно, едем.

Кондиционер внутри салона работает в два раз мощнее, чем обычно, а меня все равно плавит. То ли от жары, то ли от семейки Бланко-де-Кастро. Телефон потерял еще в России, иначе бы он уже разорвался от настойчивых звонков Грэсии.

Авария прямо по курсу. Часовая пробка. Вздыхаю, от скуки стучу пальцами по коленке. Не моргая, пялюсь на темную ткань.

Дон Лоренсео завуалировано угрожал навредить Кошкиной. Обвинял в безрассудстве, а сам как маленький. Я три покушения пережил, когда начинал ухаживать за Грэсией и не был знаком с ее папашей лично. А он со мной. И после знакомства взаимной симпатией не возникло. Лоренсео терпит меня из-за выгоды. Я уважаю его возраст, но перестану уважать, если угрозы дона окажутся не просто пуком.

* * *

Чувствую раскаленный бетон взлетно-посадочной площадки даже через кроссовки. Щурюсь на солнце, поднимаюсь на борт самолета. Пять часов пути глушил воду, тупил в сиденье напротив, немного подремал. Не получилось расстаться с испанкой по-человечески, но и так сойдет. Я был с ней честен.

Теперь остается помириться с Белоснежкой.

В России пахнет не мимозами, а выхлопными газами и озоном. Но я будто не по трапу спускаюсь, а шагаю по берегу озера Байкал. Надышаться не могу. Только затек немного. С хрустом разминаю шею. Ёжусь. Из знойной Испании Первым делом двигаюсь к одному из своих автосалонов. Там на парковке меня ждет личное авто. Черное. Новенькое. С комфортным салоном. Таксистам больше не доверяю.

Я сейчас только брошу чемоданы в квартиру и сразу отправлюсь к Марусе. Слушать ее недовольную ругань. По хорошо знакомой улице еду к квартире. На лавочке тетя Тома. Может, не заметит меня? Решаю перестраховаться, бросаю тачку за домом — вангую наперед расспросы о средствах приобретения столь дорогого атрибута.

Почти бегом тащу за собой чемодан через шумный двор, наполненный радостным визгом, разносящимся с детской площадки. Я бы тоже хотел ребенка. Сына или дочку. А можно двойню. Обрадовалась бы Кошкина этому моему желанию?