Танго алого мотылька. Том 3 - Морвейн Ветер Страница 19

Прошла неделя. Кирстин приняла решение больше не появляться на занятиях, но заключение в квартире сводило её с ума. Она больше не могла находиться в одиночестве и в отсутствие других собеседников – охрану она в числе последних не считала – норовила подгадать время для столкновения с Реем на кухне.

Злость исчезла совсем. Что бы ни хотел доказать мексиканец, его выходка лишь подтолкнула Кирстин к и без того уже понятному для неё решению: она хотела вернуться. Она не представляла себе, как будет жить с человеком, который зарабатывает деньги на продаже таких же, как она сама, но и жизни без Рея представить себе не могла. Рей на фоне всего случившегося уже не воспринимался как враг – напротив, он казался единственной опорой в окружившем Кирстин безумном мире.

Рей рассказал страшные вещи про мексиканские картели – то, о чем не говорят в основном по новостям. Как оказалось, в Мексике идет настоящая война между наркобаронами и правительственными войсками. Безжалостная, уносящая сотни жертв война, которой не видно конца. Мало того, сами полицейские и военные переходят на «работу» в картели и приносят с собой знание тактики государственных подразделений. Кроме всего этого и сами картели воюют между собой – за рынки сбыта, за влияние, за огромные деньги, что текут отовсюду за столь популярный товар.

Простые люди слагают прочувственные песни о героях, сражающихся с правительством, превозносят их, и дети, подрастая, пополняют ряды бойцов, заменяя собой тех, кого сожгли, расстреляли, кого казнили перед камерой жутким образом, стараясь запугать противников. Люди начали поклоняться Санта Муэрте, обряжая в подвенечное платье скелет и поднося ему цветы – и культ этот разрастается, заставляя верить, что такая смерть неизбежна.

Кирстин слушала всё это, но не удивлялась ничему.

– В мире полно психов, – подытожил Рей.

– На самом деле, я не могу сказать, что это психоз, – произнесла Кирстин задумчиво, – они просто видят мир кардинально отлично от нас. Как иначе видели его первобытные племена, викинги или римские рабы… Даже люди средних веков видели его совсем не так, как мы. Только в Возрождение люди стали чем-то походить на нас.

– Не знаю. Судить не берусь, – Рей встал и, без спроса поцеловав Кирстин в висок, направился к себе. В эти дни он большую часть времени проводил в кабинете, совещаясь с Йонасом и ещё парой доверенных людей. Так что как бы Кирстин ни нужно было его общество, она, теперь уже вынужденно, оставалась в одиночестве.

Кроме того, дом и охрана Рея больше не казались ей неприступными. Она необыкновенно отчётливо ощутила, что находится на войне, где люди убивают друг друга всерьёз. Кирстин и раньше понимала, что отходить от охраны хотя бы на пару шагов может быть рискованно, но теперь и рядом с ней не чувствовала себя в безопасности. Единственным человеком, рядом с которым Кирстин по-прежнему было спокойно, стал Рей.

Кирстин не сопротивлялась, когда после долгих разговоров с подручными Рей выходил в гостиную и обнимал её – со спины, потому что Кирстин по большей части стояла неподвижно и смотрела в окно. Напротив, она закрывала глаза и откидывалась ему на грудь.

– Всё будет хорошо, – говорил Рей.

Кирстин кивала, хотя и не испытывала уверенности в его словах, и они долго стояли так.

Однако о встрече с Торренсом Кирстин рассказывать не спешила. Слова полицейского очень удачно наложились на её собственные попытки осмыслить, что происходило в её жизни последний год.

С определённой точки зрения Торренс был прав. Она была жертвой – и что самое неприятное, оказалась одной из тех жертв, что влюбляются в своих насильников.

Это было так – и не так. Кирстин вспоминала самые первые свои бессонные ночи с телефоном в руках и теперь по-новому осознавала, что тот человек, которому она доверилась когда-то от и до, в самом деле с ней. В самом деле любит её. И всё остальное, что произошло в промежутке между их знакомством и этим осознанием, можно было забыть как страшный сон.

Но, пытаясь забыть, Кирстин лишь снова вспоминала подвал и липкое ощущение страха, чужого человека – не Рея – касавшегося её и рассматривавшего со всех сторон. Да, возможно, для неё всё и кончилось хорошо. Но были ещё девушки в яхтклубе, беловолосая шведка со шрамом через всё лицо и мёртвая арабка… И сколько их таких не вернётся домой, Кирстин не могла представить.

– Сколько жертв у тебя бывает в год? – спросила она как-то, когда они с Реем стояли так, глядя в окно.

Рей вздрогнул.

– Мы не называем их так, – ответил тот.

– Не сомневаюсь, – горькая усмешка промелькнула у Кирстин на губах, – наверное, вы зовёте их игрушками или, как сказал Майкл… питомцами… За меня ты заплатил два миллиона восемьсот. Но я слышала, что в бордели в Германии человека могут продать за пару тысяч, это так?

– Так, – не стал спорить Рей, – на тебя был именной заказ. Вернее… на девушку с твоим типажом. Я увидел тебя и понял, что ты подойдёшь.

– А если бы не подошла… Ты бы продал меня за пару тысяч? Мне столько заплатили за садового зайца, которого я вырезала в октябре, – горькая усмешка пробежала у Кирстин по губам.

– Если хочешь узнать свою цену в денежном эквиваленте – то во время торгов ставки дошли до двух семисот. Но после первой выставки мне уже предлагали три с половиной. Для сравнения… Ханна и Марта были проданы за четыре миллиона вдвоём.