Бегом на шпильках - Анна Макстед Страница 19

— Нет, — отвечаю я сухо. — Никакой связи с Тони. Абсолютно.

— Натали! — В его голосе появляются серьезные нотки. — Что бы там ни было, я готов это выслушать.

«Да не стараюсь я пощадить твои чувства, — буквально воплю я про себя. — Я хочу пощадить свои». Все мои внутренности выворачиваются наизнанку, и я выдавливаю из себя:

— Не бери в голову, хорошо? С днем рождения. В смысле, с возвращением домой. Я рада, что мы снова увиделись.

— И что, никакого приветственного поцелуя? — нагло намекает он.

— Я бы с радостью, но у меня на подбородке огромная гниющая короста, — парирую я. — Боюсь тебя заразить.

— Очень жаль, — вздыхает Энди.

Я изящно переступаю через его ногу и спешу к бару.

Первые же слова, которые я слышу, вернувшись на свою первоначальную позицию: «Балетный пуант — это не что иное, как фаллос». Вся напрягаюсь. Балет — еще один смертный грех, в котором меня постоянно обвиняет Фанни.

— Надо же, а я и не подозревал, — говорит Робби. — Выходит, поэтому моя мама так помешана на балете?

Перестаю дышать. Франни взрывается хохотом.

— Вы, как я слышал, эксперт в этом деле. Что вы об этом думаете? — обращается ко мне Робби.

Очень осторожно отвечаю:

— Я понимаю, что хочет сказать Франни. Классический балет действительно пробуждает чувства, но при этом остается абсолютно бесполым. Это напряженность и подтянутость. С центром тяжести где-то в верхней части груди. Тогда как современный танец больше сфокусирован на, ммм, тазовой области.

— Напряженность! — кивает Франни. — Exactement! [14]Балерина — это всего лишь напряженный, стоячий фаллос, которым мужчина манипулирует в свое собственное удовольствие!

Оглядываюсь по сторонам в надежде на спасение и с облегчением замечаю, что прибыли Бабс с Саймоном. Бабс вся сияет, будто подсвечивается изнутри. В лучах цветомузыки ее локоны играют голубым и зеленым. Принимаюсь махать ей, но именно в этот момент официантка тычет мне в ребра подносом с нарезанной пиццей.

Отрицательно качаю головой. Франни берет кусок со словами:

— В чем дело, Натали? Боишься, что пупок на пять минут отлепится от позвоночника?

Я смущаюсь.

— Просто не люблю чеснок.

И мне не хотелось бы встретить Криса дыханием, которым можно завести реактивный самолет.

— Так вы, значит, акушерка? — вежливо интересуется Робби у Франни. — Я восхищаюсь людьми, занимающимися этим делом.

Выражение ее лица смягчается.

— В самом деле? — говорит она. — Что ж, приятно слышать. Порой эта работа бывает ужасно неблагодарной. Люди начинают орать на тебя, когда ты, выбиваясь из сил, стараешься им же помочь. Я всегда радуюсь, когда муженек пациентки падает в обморок — по крайней мере, перестает путаться под ногами. Беда только в том, что у нас постоянная нехватка персонала, не говоря уже о вечной суете, духоте и вони; так что поневоле перестаешь чему-либо удивляться; но все же… ой, привет!

Посмотрев сквозь меня, Энди тащит Франни за собой: петь вместе с Бабс песенку Синатры. Поскольку вещица является предупреждением всем женщинам не торопиться выходить замуж, я делаю вывод, что у Франни все же есть какое-то чувство юмора, хотя меня им она так ни разу и не побаловала. Для меня Франни — это чертополох, колючий и мрачный. Она всегда была такой. Еще со школы — с тех самых пор, как началось наше соперничество за дружбу с Бабс. (Когда нам было по двенадцать, в классах стояли двухместные парты. И эти парты становились причиной многих горестей.) Бабс считает Франни грубоватой, но преданной. Серьезным человеком, с которым можно заниматься конкретными вещами: ходить на выставки, посещать разные дискуссии; человеком, который никогда не выделывается и всегда под рукой.

Франни же восхищают Бабс ее сила и бесстрашие. Однако я и Франни — это два полюса магнита, вечно отталкивающиеся друг от друга. Мы, конечно, стараемся хоть как-то ладить друг с другом, но я все равно считаю ее нахальной и где-то даже побаиваюсь. В свою очередь, Франни считает меня женщиной, достойной всяческого осуждения. В день, когда нам выдали дипломы, я надела черные туфли на «шпильках», обтягивающую мини-юбку, влила в себя почти целую бутылку «Адвоката» и отправилась шляться по окрестным барам в компании с Кэти, моей сокурсницей и собутыльницей (которая, в свою очередь, накачалась розовым «ламбруско»), приставая ко всем парням, попадавшимся по пути. С тех пор мои вкусы, как в одежде, так и в напитках, значительно изменились, но Франни — подобно большинству людей, знающих тебя с детских лет, — так и продолжает судить обо мне по моему прошлому. Время от времени она предпринимает попытки заняться моим обучением, подсовывая разные книжки: то Сюзи Орбах, то Эрику Йонг, то — «феминистка тебе под стать, Натали» — Наоми Вульф, и тогда я начинаю замечать в ней какие-то проблески доброты. Хотя, как правило, ее мнение насчет меня однозначно: «пропащая женщина».

— И все-таки откуда ты знаешь Энди? — спрашиваю я Робби.

— В колледже познакомились, — отвечает он с улыбкой. — А вы, я полагаю, знаете его через Бабс?

— Не совсем так, — отвечаю я. — Энди дружил с моим братом, и с сестрами они практически не общались. Они скорее стали бы играть с атомной бомбой, чем с нами. Позже, когда мы повзрослели, он поступил в университет, работал в Сити, а потом куда-то уехал, кажется, в Олдершот? В общем, с тех пор мы с ним практически не виделись. Я знаю, что у него была подружка, что они вместе жили какое-то время, а потом он уехал в долгое путешествие, после того, как Саша, э-э…

— Его бросила, — помогает мне Робби. — Да-да, Саша, запутавшаяся девчонка.

— Вот как? Я-то с ней никогда не встречалась. Знаю только, что Бабс она очень нравилась. Забавно, правда? Живет себе человек, который вот-вот станет членом твоей семьи, а потом пара расходится, — и человека вроде как и нет больше.

Робби согласно кивает.

— Кажется, я видел ее на днях, — говорит он.

— Сашу?

— Я как раз ехал на мопеде, — отвечает он. — А она переходила дорогу. На Кенсингтон-стрит.

— Это же недалеко от моей работы, — вскрикиваю я.

Есть у меня такая дурацкая привычка: цепляться за вещи, которые ну никак нельзя назвать совпадением. Жалкое выражение моей отчаянной потребности слиться со всем остальным миром. К примеру, встречаю я в метро человека с черным зонтиком, — и мне тут же хочется хлопнуть его по плечу и радостно воскликнуть: «Просто невероятно! Какое совпадение! У меня точь-в-точь такой же зонтик».

— Да, точно, — говорит Робби. — А вы никогда не хотели стать балериной?

Хихикаю.

— А что, разве похоже? Действительно, в четыре года была у меня такая фантазия. У балерин же такие милые платьица!