Площадь Магнолий - Маргарет Пембертон Страница 19

Роза что-то пробормотала во сне и беспокойно заворочалась. Кристина с нежностью посмотрела на девочку, которая выросла на ее глазах. Конечно, ей будет не хватать на новом месте общения с Розой, да и малышка станет скучать по ней. Но рядом с ней будет Джек. Сердце Кристины бешено заколотилось: почему он до сих пор не написал ей, что вскоре приедет домой? Может быть, особые части не отпускают даже в отпуск, пока не кончилась война на Дальнем Востоке? Или Мейвис вообще все выдумала, и никаких писем от Джека она не получала?

Кристина повернулась на бок, чувствуя, что готова разрыдаться от ревности. Странно, что она не решается поведать мужу свои сокровенные мысли, хотя и безумно любит его.

Возможно, она боится оказаться непонятой? Опасается, что Джек сочтет ее слишком впечатлительной и слабохарактерной?

Она впилась пальцами в подушку и уткнулась в нее мокрым от слез лицом.

— Возвращайся скорее домой, Джек! — прошептала она. — Возвращайся, и тогда все наладится.

Пруденция Шарки сиротливо сидела под козырьком автобусной остановки на углу пустоши. Наступил август, и вместе с ним в Лондон пришли грозы. Молнии сверкали над крышами Блэкхита, озаряя ослепительными вспышками купол церкви Всех Святых. Чуть поодаль дрожал под армейским плащом, плохо спасавшим его от ливня, владелец повозки, запряженной осликами. Своих несчастных животных он накрыл куском брезента. Вид у осликов был ужасно унылый, в глазах застыла тоска.

У Пруденции настроение было не лучше. Ей уже давно опостылела такая жизнь, она забыла, что такое радость. Особенно угнетали ее коричневые туфли, в которые она была обута. Это была добротная, на низком каблуке, с толстой подошвой и широким ремешком на лодыжке обувь для пожилых женщин. Пруденция их ненавидела.

— Это очень прочные туфли, тебе их вовек не сносить, — заявил отец, увидев уродцев в сапожной лавке Джема Поррита.

И дочери нечего было ему возразить, он был прав, легче было помереть от тоски, чем износить эти колодки.

Стук ливня по козырьку остановки становился громче, повеяло холодом. Пруденция зябко поежилась. Ей было девятнадцать лет. Ни за одной из ее сверстниц родители так строго не надзирали, как за ней. Папаша лично выбирал для нее обувь, причем платил за нее деньгами, которые зарабатывала тяжелым трудом сама Пруденция. Она вздохнула, вспомнив, какой отвратительный запах стоял в мастерской мистера Поррита. Ей хотелось покупать туфельки в магазине, торгующем модной обувью, а не ботинками, сапогами и шлепанцами.

Объяснить это отцу было невозможно. Его заботило только то, чтобы дочь не выглядела вертихвосткой.

— Но ведь Кейт Эммерсон так не выглядит, — в отчаянии восклицала Пруденция, — хотя и не покупает обувь, сделанную Джемом! Она приобретает исключительно стильные туфли в салоне Тимпсонов в Льюишеме.

В действительности она не знала, откуда изящные модные башмачки Кейт, но выглядели они красиво. Как, впрочем, и все, что она носила.

— Твой язык тебя погубит, — ворчал отец. — Кэтрин Фойт — мать двоих незаконнорожденных детей! Нашла с кого брать пример! Посмотрим, каково придется ее сынку-метису, когда он подрастет. Его ожидает незавидная участь.

— Теперь ее фамилия Эммерсон, а не Фойт. И насчет Луки ты не прав, его здесь все обожают.

— Пока он маленький, — качал головой папаша. — И еще не заглядывается на девушек. Довольно болтать, давай-ка лучше купим гуталина, чтобы туфли не промокали.

Из-за поворота появился автобус, но Пруденция продолжала сидеть. Она не собиралась никуда ехать, а просто пережидала дождь и оттягивала момент возвращения в свой унылый дом. На подножке автобуса стоял, готовясь спрыгнуть с нее, лидер группы местных бойскаутов Малком Льюис. Он всегда интересовал Пруденцию, и не только ее одну: об этом загадочном молодом человеке ходили невероятные слухи. Он был, несомненно, неординарной личностью.

— Почему его не забрали в армию? — спросила однажды Хетти Коллинз у Мириам, когда они пережидали очередной воздушный налет в общем убежище. — Он молодой и здоровый, к тому же глава скаутов.

— Наверное, он связан с секретными службами, — предположила Мириам, сося леденец. — И у него бронь.

Едва Малком Льюис спрыгнул на тротуар, Пруденция смерила его изучающим взглядом. Неужели он сотрудник разведки? Но если так, то почему его не отправили с секретным заданием в Париж, Россию или Каир, а оставили в Лондоне? Ведь всю войну он пробыл в Льюишеме. Странно…

— Тебе лучше поторопиться, — заметил Малком. — Водитель ждать не станет.

— Я никуда не еду, — покраснев от смущения, промолвила Пруденция, чувствуя себя ужасно глупо.

Водитель закатил глаза к небу, захлопнул дверцу и выжал педаль газа. Малком улыбнулся:

— Дождь почти прекратился, надеюсь, мы не промокнем до нитки, пока дойдем до площади.

Пруденция нерешительно встала со скамейки, не веря, что ей предложил прогуляться самый симпатичный парень в округе и вдобавок секретный агент. Она и не мечтала, что он проявит к ней интерес. Впрочем, ничего он и не проявлял, поправилась она мысленно, им просто оказалось по пути. С таким же успехом его попутчицей могла стать мисс Хеллиуэлл или Нелли Миллер, окажись они сейчас на автобусной остановке. И с ними он так же любезно разговаривал бы, потому что он воспитанный молодой человек.

— Откуда возвращаешься? — спросил он, когда они сошли с тротуара на мокрую траву пустоши. Дождь прекратился, из-за облаков выглянуло солнышко. Малком опустил воротник пиджака.

— С работы, — ответила она с тоской.

Малком усмехнулся:

— Как вижу, она тебе надоела до чертиков. Неужели так скучно работать секретарем в адвокатской конторе? Тебя ведь твой отец именно туда пристроил?

Пруденция кивнула, она до сих пор была «благодарна» папаше за эту медвежью услугу. Контора мистера Бейли была забита папками с бумагами и провоняла клеем и пылью. Ее владелец выглядел старше библейского Мафусаила, а его помощница мисс Крабтри служила у него еще с Первой мировой войны. Если бы Пруденции позволили самой решать, чем ей заниматься, она бы устроилась продавщицей в магазин одежды. Но папаша считал, что служить, пусть и младшим клерком, в адвокатской конторе гораздо престижнее, чем торговать.

— Если тебе там все обрыдло, почему не уходишь оттуда? — поинтересовался Малком. — Сейчас совсем не трудно подыскать работу по душе.

— Нет, я не могу, — не глядя на него, промолвила Пруденция, покраснев еще гуще.

Он с интересом посмотрел на эту странную девушку самой обыкновенной, неприметной наружности. Зря она не пользуется косметикой! Вот его сестры, ее ровесницы, уже красят губы и ресницы и только выигрывают от этого. Приглядевшись к спутнице, он сообразил, что если бы она попользовалась помадой и тушью для ресниц, то стала бы значительно симпатичнее.

— Ты слышала, что к нам приезжает эмигрантка из Польши? — спросил он, меняя тему разговора. — Говорят, она здесь надолго обоснуется.