Лев Лангедока - Маргарет Пембертон Страница 19

К тому времени как Мариетта вернулась в замок, она успела повидать все, что следовало. Деревня Шатонне была такой же обнищалой, как и любая другая деревня во Франции. И, несмотря на изысканность одежды Леона, дом его тоже обнищал. Видно, Леон давно не приезжал домой, и в настоящий момент его занимала только Элиза. Мариетта не могла взять в толк, видит ли он, в каком ненадежном состоянии находится здоровье его матери.

С облегчением она заметила, что Сарацин еще не вернулся в конюшню; было бы невозможно беседовать с матерью Леона в присутствии ее сына.

Мариетта зашла к себе в спальню, вымыла руки и лицо холодной водой, потом расчесала волосы, за время ее прогулки пришедшие в немыслимый беспорядок, и пошла разыскивать мадам де Вильнев.

Жанетта сидела за обеденным столом, дожидаясь ее. Она сама наполнила бокал Мариетты яблочным вином и только после того, как они доели пирог с зайчатиной и артишоки, задала вопрос:

— Ну как, моя дорогая, какие мысли пришли вам в голову, пока вы осматривали Шатонне?

— Я подумала, что жизнь здесь такая же трудная, как и везде.

— За исключением королевского двора, — сухо согласилась Жанетта.

Мариетта промолчала, все еще не понимая, чего хотела от нее мать Леона.

— И для семьи Вильнев тоже настали трудные времена. Теперь благодаря успеху Леона нам уже не придется считать каждый ливр, однако понадобится немало месяцев для того, чтобы вернуть замку его прежний вид, все удобства существования в нем. Да и крестьянам уже не придется оказывать вспомоществование, пусть и незначительное. Они должны получить возможность сами зарабатывать деньги на свои нужды, а не полагаться на щедрость графа.

Наконец-то Мариетта поняла, чего хочет от нее мать Леона, и проговорила раздумчиво:

— Вы хотите сказать, что венецианское кружево могло бы принести процветание Шатонне?

— Да.

Две женщины некоторое время пристально смотрели одна на другую, и в глазах Мариетты отразилась ее внутренняя борьба.

— Искусство их плетения передается от матери к дочери. Это ревниво охраняемый секрет, иначе весь мир занялся бы изготовлением кружев и Венеция обеднела бы.

— Понимаю, — произнесла Жанетта таким тоном, что Мариетте стало ясно: откажи она, никаких неприятностей лично для нее не последует, но отказать в чем-либо мадам де Вильнев было очень трудно. Под ее бледностью и физической слабостью скрыта большая внутренняя сила. Она хотела узнать секрет не ради себя, не ради собственной выгоды, но ради крестьян, которые изнурительным трудом на опаляемой жарким солнцем земле добывали средства для собственного пропитания и для которых Леон был графом и хозяином.

— Это заняло бы очень много времени, мадам. Такому умению нельзя научиться за несколько дней или недель. Настоящее мастерство не для любительниц.

— Но если бы вы остались…

— Нет, — произнесла Мариетта твердым голосом. — Я не могу остаться.

Жанетта вздохнула. Мариетта права. Это было бы несправедливо по отношению не только к ней, но и к Элизе.

— Ну ладно, — заговорила она, признавая свое поражение. — Но я хотела бы настоять только на одном. Не уезжайте, пока не изготовите сами что-нибудь стоящее на продажу. Ведь вам понадобятся деньги на ваше путешествие. Останьтесь и свяжите несколько воротников и манжет, вы таким образом сделаете вполне достаточно для обогащения Нарбонна или Трелье. Кстати, примите мой совет, Мариетта. Поселитесь в одном из этих мест. Предпринимать поездку через Альпы — чистое безумие, а найти корабль, который перевез бы вас в Венецию морем, очень непросто.

Мариетта не выразила согласия, но и возражать не стала: это было бы невежливо, и к тому же предложение Жанетты связать несколько воротников и манжет на продажу было вполне разумным. К тому же и Леон будет здесь…

Жанетта вдруг закашлялась — резким, мучительным кашлем. Мариетта вскочила с места и подбежала к ней, обогнув стол. Когда Жанетта наконец откинулась на спинку стула, Мариетта увидела, что носовой платок, который та прижимала ко рту, испачкан пятнами крови.

— Не говорите Леону, — заговорила Жанетта, обратившая внимание на выражение лица Мариетты. — Надо подготовиться к свадьбе до того, как я смогу позволить себе роскошь заболеть и улечься в постель.

— Но вы не можете заниматься подготовкой к свадьбе! — вскричала перепутанная Мариетта. — Вам не под силу подниматься по лестницам.

Мариетта подумала о Матильде и о парочке беспечных служанок. Кроме них да еще Армана и парнишки-конюха, некому было помочь Жанетте в приготовлениях.

Она взяла руку Жанетты де Вильнев в свою, понимая, что не может допустить, чтобы тяжело больная женщина, которая приняла ее и предоставила ей кров в своем доме, в одиночку занималась предсвадебными хлопотами.

— Позвольте мне помочь вам, — сказала она. — Я хорошо готовлю и могу помочь во всем, что понадобится.

Благодарное выражение на лице Жанетты стало для Мариетты лучшей наградой. Мать Леона сжала ее руку:

— Сделайте мне еще одно одолжение, Мариетта. Не говорите Леону, как я больна. Для этого найдется сколько угодно времени после свадьбы.

Прежде чем Мариетта успела выразить протест, послышались хорошо знакомые ей шаги, и через несколько секунд Леон уже вошел в комнату, на ходу стягивая перчатки, которые бросил на первый попавшийся стул, после чего снял шляпу со страусовыми перьями и с той же небрежностью положил рядом с перчатками.

Быстрым шагом вошла Матильда с новой порцией пирога с зайчатиной, а Мариетта снова села за стол, ощущая такое сильное стеснение в груди, словно она тоже заболела неизвестно чем.

— Ну как Элиза? — спросила Жанетта.

Леон нахмурился и, разломив пополам ломоть пшеничного хлеба, ответил:

— Она, кажется, считает, что нам следует отложить свадьбу из уважения к памяти Сент-Бева.

— Ну да, ведь он совсем недавно умер. Элиза еще должна соблюдать траур.

— По этому старому распутнику?! — рявкнул Леон.

Жанетта ответила не сразу — видимо, подбирала наиболее уместные слова.

— Элиза, мне думается, вполне приспособилась к семейной жизни с человеком немолодого возраста.

Леон так сдвинул свои черные брови, что они почти сошлись на переносице.

— У нее не было иного выбора, не так ли? В семнадцать лет ее выдали за того, кто ей в дедушки годился. Господи, только подумать…

— Она никогда не выглядела несчастной, Леон.

— Однако она была несчастной! — отрезал сын со злостью.

Жанетта прикусила губу, понимая, что сын находится на грани срыва.

— Он проявлял по отношению к ней огромную заботу, — настоятельно произнесла она.

Ответ, готовый сорваться у Леона с языка, был немедленно укрощен. Он разговаривал с матерью, а не с каким-нибудь солдатом, и к тому же он — впервые! — посчитался с присутствием Мариетты.