Настойчивый - Ellen Fallen Страница 19

Раскрыв широко окно и вдохнув свежий вечерний воздух, я присела на кресло, стоящее у стены. К животу прижала открытый блокнот и начала непроизвольно вспоминать дни, когда и мой дом был похож на этот. Тихое мерное дыхание отца, который внимательно слушал мое очередное стихотворение. Я чувствовала на себе его восхищенный и добрый взгляд. Он верил в меня так, как никто другой. Под звучание его любимой мелодии в исполнении Eric Carmen – Hangry Eyes, мне казалось очень символичным рассказывать ему о своих чувствах, тех, которые испытывают к любимому папе. Он слышал меня, слушал и любил… Мне хотелось заглушить его физическую боль, принять все на себя, и поэтому я сидела с ним каждый вечер после службы. Конечно, в детских воспоминаниях все размыто, но чувства не обманешь. Они либо есть, либо их нет. Мама всегда была занята своими проповедями, стучалась в каждый дом. По-своему деятельный волонтер, который выполняет свою идею и воплощает ее в жизнь.

Пальцы замирают лишь на мгновение, и строки начинают рождаться, как только синяя паста в моей ручке касается страницы блокнота.

Я судьбе покорилась спокойно, навечно,

И бороться мне с ней уже нет больше сил.

Жизнь ведь так коротка, время так быстротечно.

Я свой крест донесу, как бы ни тяготил.

Не пойму никогда, но приму и привыкну,

Без ответов вопросы будут душу терзать.

Я шагаю вперёд, сохраняя улыбку,

Да, я буду смеяться, пусть хочу закричать.

Справлюсь. Сильная. Ты сам это знаешь,

Как сложно по жизни одиноко стоять.

Такая уж есть, меня не исправишь.

Хочу просто быть рядом, обнять и молчать.

Когда я заканчиваю писать, щеки покрыты слезами моей душевной боли, не зарастающая рана, дыра в груди ноет, и это не излечит ни один доктор. Тяжесть разливается по всему телу, гул в ушах и мрак затягивает все сильнее. Я миллион раз хотела закончить все для себя и оказаться рядом с ним. Снова прижаться к отеческой груди и поплакать, пока он будет меня утешать. Поделиться с ним и забыть о реальности, пугающей меня. Ребенок, рожденный в секте, окруженный вниманием, которое настолько пропитано ложью…

Раньше не представляла, как это оказаться вдали от общины, куда деваются все те люди, ушедшие и не возвратившиеся. Кого же выберет Иегова, когда наступит Армагеддон? И войдет ли мой отец в число избранных? То, чему меня учили, никак не работало, чем дальше я погружалась, тем сильней меня отталкивала церковь и служители. Они были как что-то липкое, субстанция, от которой невозможно оттереться, она уже во мне и во всех тех людях, которые единожды поверили. Я хотела быть ветром или листом, гонимым ветром, пушинкой, которая никому не подчиняется, делает то, что хочет. Смотреть на мир другими глазами, без рамок. Справлять дни рождения, танцевать, фотографироваться и получать подарки. Я просто хотела жить. И жить как все.

Дверь тихонько открывается, и в комнату входит, скрипя ходунками, Чейз. Улыбка на его полных губах тут же меркнет, он всматривается в мое лицо и наклоняется.

– Ты всегда плачешь, когда остаешься одна? – Кряхтя, он садится на кровать и протягивает руки. – Я могу подержать тебя за пальцы.

– Со мной все в порядке, иногда воспоминания больнее, чем кажутся, – отвечаю ему и убираю блокнот на столик.

– Я читал твои стихи, думаю, это серьезное заявление на публикацию. – Он убирает темную челку с глаз и дергает головой.

– Думаешь, я хочу делиться личным с кем-либо? – Он дарит мне смущенную улыбку.

– Мальчишки иногда любопытней девчонок. Блокнот принадлежал моему отцу, мне казалось, я не видел его много лет. И вот когда он снова появился в поле моего зрения, я влез на твою территорию. – Чейз чешет подбородок с небольшой щетиной.

– Для чего ему блокнот? – спрашиваю его, зная род деятельности его отца.

– Он записывал интересные моменты, которые происходили с нами в детстве для мамы, когда она была на работе. Она делала то же самое, таким образом, они всегда были в курсе наших проделок и происшествий. И всегда по-своему были рядом… – Тяжело вздыхает, его губы краснеют, и он глубоко втягивает в себя воздух.

– Думаешь о маме? – Я даже не знаю, для чего об этом спрашиваю.

– Я всегда думаю о своих родных. О братьях, родителях, о Уиллоу, Хейли и даже о тебе.

Он смущенно растирает лицо руками, и я верю этому парню. Вот если бы меня спросили о мальчишках Кинг, я бы сказала, что они самые искренние люди, переживания и истинные чувства всегда написаны на их лицах. Они не умеют прятать свои чувства, будь то любовь, нежность или искренность. Протягиваю руку вперед и ерошу его длинную челку, растрепав волосы. Он сдувает прядь, отмахиваясь от меня.

– Ты чувствовала, что твой отец скоро умрет? – Чейз становится серьезным, в его глазах появляется паника, очень знакомая для меня.

Разглядываю новый паркет под моими ногами, красивые занавески, которые раздувает ветер.

Я очень хотела бы ему подсказать, чтобы не беспокоился. В другой жизни та девочка сказала бы молиться, просить и вести праведный образ жизни. Попросить старейшин и всех свидетелей укрепить его веру молитвой, покаяться… Нахмурившись, замечаю, как в комнату залетает бабочка, ее яркая окраска, оберегающая от разных бед, однажды не сработает, и она окажется в ловушке смерти.

– У моего отца были счастливые моменты. Взлеты и падения. Он чувствовал, что умрет, для него любая секунда, проведенная со мной, была вечностью, как и для меня. Чувствовала ли смерть? Скорей то, как гасла его душа, каждый день он увядал, подобно этому цветку, стоящему на подоконнике. – Вот и снова ощущение этого кома в горле, когда хотелось бы закричать или горько заплакать, но ничего не получается.

Мы оба сидим, опустив низко головы, и думая каждый о своем. Надин – это ядро, сердце этого дома, то, что всегда заставляет их вернуться назад. Она их северное сияние и сила притяжения, то, что позволит им всегда быть частью друг дуга. Их мать – это единственный шанс вернуться в гнездо. Лишиться своего сердца – значит, погибнуть. Это то, что происходит в данный момент. Они не признаются друг другу, глубоко зарывшись в своей лжи, что каждый из них чувствует вину за произошедшее, не понимая, насколько они все не правы. Если бы у человека был выбор, когда рождаться и умирать, он бы не сделал ни того и ни другого. Мы все появляемся на свет, излучая счастье и даря его другим, и покидаем его, приводя своих близких в состояние отчаяния и разрушающей печали. Зная заранее о подобном, никто намеренно не поступил бы так с любимыми людьми. Никто…

Чейз приподнимается, хватается за поручни ходунков и медленно идет по узкой дорожке в маленькой материнской комнате. Чувствую его отчаяние, то, как он постепенно разваливается на части, и ничего не могу поделать. Сказать ему, что все будет хорошо, подарить ему надежду… Но кто я в этом мире? Если еще сама не решила, в чем моя бестолковая миссия.