Сестры-соперницы - Виктория Холт Страница 18

Вслух я сказала:

— Любопытно, а колдовские способности передаются от бабки к матери, дочери и так далее?

Анжелет оживилась: с присущим ей оптимизмом она решила, что мои чувства к Бастиану не столь сильны, как ей казалось. Одна из ее черт, которую я особенно ценю, — это ее способность принимать мои неприятности как свои. Сейчас я смотрела на нее с некоторым презрением, которое, являлось просто одной из форм зависти, поскольку я сознавала, как должно быть, приятно плыть по жизни, будучи свободной от сильных чувств, которые мучают людей, подобных мне.

Анжелет ответила:

— Наверное, это на самом деле так. Неужели Карлотта — ведьма?

— Интересно было бы это узнать, — проронила я.

— А как?

— Об этом нужно поразмыслить.

— Есть ведьмы добрые и злые, — сказала Анжелет, которая, в соответствии со своим характером, тут же решила приукрасить образ женщины, укравшей у меня любимого. — Добрые ведьмы могут свести бородавку или ячмень с глаза, могут приготовить любовное зелье, чтобы присушить любимого. Я знаю, что если тебе все время не везет, некоторые ведьмы могут найти недоброжелателя, от которого идет сглаз. Я вчера говорила с Джинни. Она многое знает о колдуньях. Она, например, считает, что ее однажды сглазили.

— Конечно, мы поговорим с Дженни, — согласилась я, и в голове у меня появилось несколько занятных мыслей; они успокаивали меня.

— Любопытно, знает ли об этом Бастиан? — хихикнула Анжелет. — Ты бы могла спросить его.

— А почему не ты?

— Ну, ты ведь ему всегда больше нравилась.

— Неужели по нему это было заметно?

— Еще бы! Да разве он не терялся все время с тобой в лесу?

Значит, она все замечала. Ее слова ударили меня, словно лезвия ножей. Наши поездки в лес… его притворная погоня за мной… мы лежим в папоротнике… Его голос: «Это безумие, вдруг нас найдут?» Но, мы не боимся этого, ведь для нас двоих весь мир неважен, ненужен…

Но теперь появилась Карлотта… Я решительно сказала:

— Я намерена разузнать, не ведьма ли она.

— Мы выясним! — весело воскликнула моя сестра. Но ведь Анжелет не будет радоваться, когда Карлотту поведут вдоль просеки, когда сдерут с нее одежду, когда вздернут ее на суку и когда прилетят вороны.

* * *

Мне трудно было скрывать свое состояние. Карлотта знала о том, какие чувства я питаю к Бастиану. Но вот знала ли она, насколько далеко мы с ним зашли? Чем дальше я об этом думала, тем сильнее был мой гнев. Я думала об оскорблении, об унижении. Я, Берсаба Лэндор, была отвергнута, да к тому же своим собственным кузеном. Должно быть, его вконец околдовали. Карлотта играла со мной, как кошка с мышью, так же поддразнивая, поглаживая коготками, отпуская и вновь хватая в лапы. Мне оставалось утешаться тем, что она сама не знает, насколько глубоко меня все это ранит. Она наверняка считала, что речь идет о детской влюбленности, и что я, как и Анжелет, всего лишь слегка расстроены из-за того, что Бастиан не сможет уделять нам столько же времени, как прежде.

В этот вечер за ужином во главе стола сел Фенимор, и она немедленно уставилась на него своими томными глазами. Фенимор был скроен по образу и подобию своего отца, и раз Карлотта собиралась выходить замуж за его кузена Бастиана, он просто не замечал ее восхищенных взглядов. Как и наши родители, брат создавал вокруг себя атмосферу надежности и безопасности, и это заставляло меня думать, что в любом случае, как бы ни повернулись дела, здесь всегда будет мой родной дом, где меня всегда приютят и защитят.

Карлотта говорила о своем будущем браке и о своем отношении к нему.

— Я пока не решила, — сказала она. — Я не уверена, что захочу похоронить себя в этой глуши.

— Вы привыкнете, — ободряюще сказал Фенимор. — Бастиану нужно будет заниматься хозяйством, и будьте уверены, вам не придется бездельничать.

— Когда мы жили в Испании, нам довольно часто доводилось бывать при дворе. Я уже чувствую, что начинаю скучать здесь.

— Тогда, — логично заметила Анжелет, — тебе не стоит выходить замуж за Бастиана, разве что у тебя есть какие-то иные интересы. — Она взглянула на меня, и я подумала: «О нет, сестрица, еще рано, не сейчас».

— А какие здесь могут быть интересы?

— Ну, скажем, верховая езда. Здесь для нее гораздо больше возможностей, чем в городе. Здесь бывают прекрасные праздники — майские, рождественские, когда мы украшаем дом падубом и плющом. У нас устраивают прием.

— Уверяю тебя, с придворным балом он не сравнится, — холодно изрекла Карлотта.

— И все-таки здесь есть масса любопытных вещей, — настаивала Анжелет. Можно пойти посмотреть на лесных ведьм.

— А кто это?

— Одну из них недавно повесили, — спокойно сказала Анжелет, — но найдется и какая-нибудь другая. Ведьмы здесь были всегда.

— А что ты знаешь о них? — оживилась Карлотта.

— Ну, они владеют многими секретами, верно, Берсаба?

— Они продают свою душу сатане в обмен на исполнение любого желания.

— Странно, что ведьмы почти всегда безобразные старухи, — сказал Фенимор. — Если бы они могли исполнять свои желания, то, думаю, они стали бы красавицами.

— Вероятно, среди них встречаются и красавицы, — сказала Карлотта.

Я торжествующе подумала: она говорит это о себе. Она-то точно ведьма.

— О моей бабушке говорили, будто она колдунья, а я в жизни не видела более красивой женщины, — продолжала Карлотта.

— Любопытно, — произнесла я, — передаются ли колдовские способности по наследству? Карлотта посмотрела на меня в упор.

— Полагаю, что это возможно, — сказала она, и я поняла: ей хочется, чтобы я поверила в то, что она обладает сверхъестественными способностями, позволяющими добиваться своей цели. Например, привлекать к себе людей, заставляя их забыть своих любимых, околдовывая их.

Сочтя, что такие разговоры являются неподходящими для молодых девушек, Фенимор с присущей ему решительностью, сменил тему беседы.

Дальше я уже не слушала их. Впервые с момента приезда гостей я ощутила радостное возбуждение.

* * *

Через два дня после прибытия в Тристан Прайори Карлотты и Сенары к нам приехал Бастиан. Я заметила его, выглянув из окна, и растерялась. Хотелось броситься в свою комнату и запереться, но мы делили комнату с Анжелет, а я не могла закрыть и ее. В то же время мне хотелось выбежать во двор и бросить ему в лицо обвинения, оскорбления, крикнуть, что я ненавижу его.

Ничего подобного сделать я не могла, и виной тому — еще одна черта моего характера, которую я должна не то благословить, не то проклинать. Когда происходит какое-то приятное или неприятное событие, я способна смотреть на него со стороны, наблюдая свои и чужие действия, обуздывая свои эмоции, просчитывая наиболее выгодные ходы. Анжелет никогда ничего не анализирует и действует импульсивно. Если она рассержена, то ее гнев выплескивается наружу; так же обстоит дело и с радостью. Иногда мне кажется, что жить так, как она, гораздо легче. Взять хотя бы данный момент. Если бы я сейчас отправилась в свою комнату и залилась там слезами или, сбежав вниз, швырнула в лицо Бастиану упреки, люди узнали бы о моих чувствах. Но, будучи самой собой, пусть даже оскорбленной и униженной, глубоко (гораздо глубже, чем могла бы Анжелет) переживая происходящее, внешне я оставалась спокойной и размышляла: как в данном случае выгоднее поступить? Разумеется, я имела в виду сугубо личную выгоду.