Рыцари в ассортименте - Ирина Мазаева Страница 18

И после этого – такого нечаянного и неожиданного – сближения Милочка включилась в какое-то странное, но радостное соревнование с Егором. Он приглашал ее в театры. Милочка, которой до него хватало лишь на то, чтобы забежать в самый ближайший – Театр на Фонтанке, с удивлением обнаруживала, что в городе есть и другие храмы искусства. В ответ она приглашала его в Музей сновидений Зигмунда Фрейда, что на Большом проспекте. Он ее – в органный зал. Она показывала ему памятник Остапу Бендеру на Итальянской улице. Он ей – Чижика-Пыжика на Фонтанке.

Милочка сдавалась, и они шли куда-нибудь в ресторан. Не куда-нибудь, конечно, а из золотого списка, созданного Климкой на основе Ванечкиных познаний. Милочка не признавалась Егору в происхождении своих знаний, и тогда уже Егору приходилось сдаваться, сраженному каким-то замысловатым и необыкновенно вкусным блюдом, выбранным Милочкой.

Милочка была счастлива. Когда она бежала утром к метро, чтобы попасть на работу, весь мир – и Вознесенский, и Садовая, и Юсуповский сад, и люди, и собаки, и машины, – все казалось ей каким-то нереально красивым, вдохновенно-сказочным. Иными словами, Милочка влюбилась. Хоть и ни за что не хотела себе в этом признаваться.

– Климка, Климочка, правила настоящей женщины работают! – Милка бросилась на Климентьеву и сжала ее в объятьях.

Климка снова, но как-то активно начала встречаться с Ванечкой, и видеться они стали редко. Милочку разрывало, поэтому путем мелкого дружеского шантажа она с трудом, но уговорила Климку встретиться.

– Правила настоящей женщины работают! Представляешь, я ему не стала звонить первой, не подходила на работе. Улыбнулась призывно один раз, а потом стала игнорировать. Не специально: просто первый раз не сдержалась, потом испугалась своей открытости, а потом просто шеф столько работы подкинул, что не до амура было. И представляешь, он тем же вечером сам ко мне прибежал. И уже с билетами в театр! – тараторила Милочка, наклонившись к подруге через столик.

Они сидели в кафе, пили кофе и курили длинные тонкие сигареты. Климка еще и поигрывала ключами от новенького «Ниссана Микро», который ей действительно подарил бывший импотент.

– А потом он меня проводил до дому, а я ему так весело: «Милый, спасибо за все, до встречи!» Воздушный поцелуй и адьос, амиго. Даже не дала себя поцеловать. А потом опять на работе мне не до него было. И что самое интересное, я ведь не специально кокетничала. А само все выходило. Мне, хоть я и старалась скрывать, все-таки очень хреново было от того, что Гошик меня бросил. А ведь я ему так верила! Так что теперь я просто боюсь обмануться еще раз. Вот и веду себя взбалмошно: то поверю в счастье – отвечу на его звонок, то снова напугаюсь – и не гляжу на него на работе. Действительно, такое ощущение, что я постоянно убегаю от него, а он за мной гонится. Такое захватывающее состояние, ощущение... Не знаю... У нас такое взаимопонимание установилось... – Милочка даже прослезилась от счастья, вспомнив Фрейда и Чижика-Пыжика.

– А я тебе что говорила? – пожала плечами Климка. – Поздравляю, старушка, ты стала настоящей женщиной.

Милка промокнула слезки и взяла себя в руки. Вспомнила про свое решение о том, что она будет делать все для того, чтобы ее любили. Вспомнила правило № 7: «Я буду интересоваться жизнью других людей» – и спросила:

– А ты-то как? Судя по тому, что тебя не видать, – ты вся в любви? Снова Ванечка?

– В какой любви? – Климка красиво выпустила дым и прищурилась. – У нас не любовь, у нас договор. Я его вытаскиваю из депрессий, он меня сопровождает в театры-галереи-рестораны, развлекает... Ну и секс опять же превосходный. Театры, рестораны... Я бы с ним даже ради одного секса встречалась.

– Ну ты даешь! – обалдела Милочка. – Какой договор? А как же твои расклады про ответственность, про любовь?

– Ответственность и любовь – это когда у людей серьезные отношения. А у нас просто секс. И мне от него ничего другого не хочется. Секс вообще – это самое главное в жизни. Не забывай, я – медик, а не филолог. Все эти розовые сопли не по мне. Мне спокойнее, когда с человеком можно договориться. Как вы прекрасно ладили с Гошиком! А все почему? Потому что изначально никто никого не любил.

– Да с Гошиком все было чудовищно! «Договор», «брак по расчету» – меня тошнит от этих слов. Все это, конечно, создает иллюзию уверенности в будущем. Понятно, что, когда не любишь человека, чувствуешь себя защищенным. Но когда любишь, это чувство детской беззащитности, новизны, радости непонятно с чего и есть самое лучшее, самое настоящее и незабываемое!

– То есть ты влюбилась в своего Егорика?

– Нет, – начала отпираться Милочка, но тут же заняла оборонительную позицию: – А почему это ты, интересно, против моей влюбленности? Что-то я не помню в правилах настоящей женщины, что ей нельзя влюбляться. Это стервы никогда не влюбляются, а только используют мужиков. Я же никого использовать не хочу. Я делиться хочу. Своей радостью, вниманием, заботой. Любовью, в конце концов.

Сказав все это, Милочка внимательно всмотрелась в подругу. И только сейчас заметила, что Климка изменилась. Она стала как-то жестче, надменнее, закрылась не только от Милочки, но и от мира. То есть выглядела человеком глубоко обиженным и страдающим. Что-что, а чувствовать состояния людей, общаясь столько лет с психологом, Милочка научилась.

– Слушай, Климка, – сказала она, глядя Климентьевой в глаза. – А скажи-ка мне честно, что с тобой происходит?

Климка, конечно, была в чем-то очень похожей на Милочку, в чем-то – такой же сапог из два сапога пара. Но! Но, с другой стороны, была эта самая другая сторона, которая Екатерину Климентьеву от Людмилы Савельевой и отличала. Милочка была оптимисткой, активно залезающей во все интересные дыры, постоянно набивающей шишки, но и очень быстро о них забывающей. Она была из тех, кто идет по жизни легко. Но при этом постоянно придумывает себе разные трудности. Не для того, чтобы жизнь медом не казалась, а, скажем так, чтобы жить было интереснее.

Климка в этом плане была другой. Она, напротив, изо всех сил пыталась делать вид, что идет по жизни легко. Пыталась порхать. Перелетать с цветка на цветок. Но перед этим она умудрялась десять раз подумать, прикинуть, просчитать варианты. И когда Милочка уже подлетала к десятому цветочку, Климка только-только отрывалась от первого. Эту свою особенность она принимала, как большинство событий в жизни, спокойно, зная, что есть фундаментальные основы во всем, которые, к сожалению или к счастью, не переделать.

– Понимаешь, – как-то она решилась просветить на этот счет и Милочку, – в нашем мозгу постоянно действуют и взаимодействуют два процесса: процесс возбуждения и процесс торможения. Но у разных людей – по-разному. У одних один из процессов действует сильнее, у других – слабее. В зависимости от этого существует четыре типа высшей нервной деятельности. Первый, идеальный, – когда у человека оба процесса сильные, хорошо выраженные. Такие люди быстро возбуждаются, быстро реагируют на изменения, быстро адаптируются к новым условиям, но при этом быстро успокаиваются, хорошо контролируют себя. Это сангвиники. Второй тип – сильный процесс возбуждения и слабый торможения. Люди с этим типом высшей нервной деятельности быстро возбуждаются, быстро реагируют на изменения, быстро адаптируются к новым условиям, но с трудом успокаиваются, «остывают», они импульсивные, взрывные, им трудно контролировать свои эмоции. Ты, радость моя, относишься к таким, ты – типичный холерик. А я – типичный флегматик. У меня третий тип – сильный процесс торможения и слабый возбуждения. Мне трудно переключаться, я консерватор, традиционалист. Зато я всегда прекрасно держу себя в руках, я спокойна, как мамонт. Ну а четвертый тип – меланхолики. У них оба процесса слабые. Любые изменения в жизни надолго выбивают их из колеи. Они склонны к перепадам настроения, долго привыкают к чему-то новому, с трудом успокаиваются. В общем, несчастные люди.