Незнакомцы у алтаря - Маргерит Кэй Страница 18

Малколм Фрейзер Драммонд,

владелец Строун-Бридж

(1782–1840)

Отец Иннеса женился рано. Должно быть, его жена родила Иннеса совсем юной.

Эйнзли нахмурилась, стараясь посчитать. Сколько ей было – семнадцать или восемнадцать? Мать Иннеса была еще моложе, когда родила своего первенца. Эйнзли внимательно перечитала надпись на кресте.

Здесь не было имени брата Иннеса, значит, его похоронили не здесь. Странно… Наверное, он покоится где-то в другом месте. Что говорил Иннес? Эйнзли хорошо запомнила, что смерть брата послужила причиной для ссоры между Иннесом и его отцом. Надо будет его расспросить. Эйнзли села на каменную скамью и покачала головой. Нет, вряд ли она рискнет задавать ему такие вопросы. Она начала подбирать толстые катышки мха, которые росли на изогнутом подлокотнике. У них брак по расчету. Она должна играть роль жены Иннеса только на публике. По воскресеньям им вместе нужно ходить в церковь. Личной жизни их договор не касается. Она не имеет права расспрашивать его о прошлом; ей бы не понравилось, если бы Иннес стал интересоваться ее прежней жизнью!

И все же факт остается фактом. Он не дает ей помогать себе, а ведь ему явно нужна помощь.

Эйнзли направилась к часовне. Ее построили из того же серого гранита, что и замок, но сводчатые окна, по четыре с каждой стороны, и тяжелая старинная дверь были отделаны красноватым песчаником. Простую, но красивую и изящную постройку украшали маленькие колокольни на каждом фронтоне. Часовня составляла резкий контраст с замком.

Дверь была не заперта. Внутри оказалось чисто, выметено. Здесь стояли простые, но изящные деревянные скамьи. Ближе всего к алтарю из розового мрамора стояла почетная скамья для знати. Рядом с алтарем Эйнзли увидела купель. Высокие свечи у алтаря догорели лишь наполовину.

В часовне было тепло от солнечного света, проникавшего сквозь листву раскидистых деревьев и толстые стекла сводчатых окон. На вделанных в стены медных и каменных табличках увековечили предков Иннеса. Их кости покоились в склепе под алтарем. Впрочем, самые последние захоронения относились к прошлому веку.

Выйдя из часовни, Эйнзли прошлась по кладбищу. Здесь хоронили слуг, фермеров-арендаторов, рыбаков. Некоторые надгробные камни так истерлись, что прочесть надписи не представлялось возможным.

Небо, что неудивительно в этих местах, стало зловеще серым. Бредя назад по тропке, Эйнзли думала о том, что ей здесь скучно, она чувствовала себя не только бесполезной, но и чужой. Что бы посоветовала ей мадам Гера? Как хорошо, что у мадам Геры никогда не просили совета по такому сложному вопросу. На многие письма мадам Гера не могла ответить до сих пор, в том числе и на письмо Отчаявшейся Жены. Есть ли смысл бороться с драгоценным свекровиным пособием по домоводству? Может быть, муж Отчаявшейся очень ценит семейные традиции, находит в них утешение? Он боится, что традиции прервутся, если жена будет пренебрегать пособием? Может быть, именно традиции помогают мужу приспособиться к новой жизни. Мадам Гера редко думала о мужчинах, с которыми связали жизнь ее корреспондентки, но можно предположить, что у некоторых из них тоже есть чувства. Может быть, Отчаявшаяся Жена добьется успеха с помощью того, что она называет женскими уловками, если применит их с толком? Например, выяснит, какие разделы пособия для мужа более ценны. Правда, может быть, дело просто в том, что ему нравится есть копченую селедку по четвергам.

– Рад, что хотя бы у одного из нас есть повод улыбнуться.

Иннес приближался к парадной двери со стороны конюшни. Его кожаные бриджи для верховой езды и высокие сапоги были забрызганы грязью, как и подол его черного сюртука, волосы у него растрепались. С тех пор как они приехали в Строун-Бридж, Иннес ни разу не надел шляпы.

– Что тебя так развеселило – уж не мой ли внешний вид? – спросил он, дожидаясь ее на тропинке.

– Копченая селедка, – с улыбкой ответила Эйнзли, глядя на него. Иннес выглядел усталым. Под глазами залегли тени. Последние несколько дней, когда она выходила к завтраку, его уже не было. – У тебя такой вид, как будто тебя волокли сквозь живую изгородь задом наперед. Через очень грязную изгородь, – уточнила Эйнзли. – Когда мы придем, я попрошу Мари согреть воду, чтобы ты принял ванну. Трубу прочистили, так что дело не займет много времени.

Иннес последовал за ней в гостиную, служившую заодно их кабинетом.

– Спасибо, звучит неплохо. А ты где была?

– Осмотрела часовню. Видела могилу твоего отца.

Он перебирал стопку писем, которые Мари оставила на столе. Услышав последние слова Эйнзли, он ответил, не поднимая головы:

– Хорошо.

Неожиданно она сообразила: наверное, сам Иннес еще не был на могиле отца. А если и был, то ни словом об этом не заикнулся. Он очень о многом умалчивает…

– Пойду предупрежу Мари. – Эйнзли прекрасно понимала, что не имеет никакого права сердиться, но еще больше злилась за это на себя.

Когда она вернулась, неся поднос с чайником и чашками, Иннес сидел у стола и читал письмо. Он поспешно встал и взял у нее поднос.

– По-моему, половина населения Строун-Бридж переселилась в Канаду или Америку, – заметил он. – Большинство ферм пустует.

Эйнзли протянула ему чашку чаю.

– Почему, как по-твоему?

– Высокая арендная плата. И земля плохая – точнее, никакая. Уж лучше жить где угодно. – Иннес тяжело вздохнул.