Дочки-матери - Алина Знаменская Страница 18

— Если бы ты сказала мне, что согласна, я бы уже не сомневался, занялся бы внутренней отделкой дома, все бы вкладывал туда.

— Нет, Бородин, это утопия. Если бросать, то бросать и мне, и тебе. И начинать на новом месте с нуля.

Бородин помолчал, глядя в синюю ночь за окном.

— Где я найду такую работу? — спросил он темноту. — Пусть не такую, но чтобы зарабатывать не меньше? Ты же знаешь, у нас ведомственный санаторий и платят нам вдвое больше, чем остальным врачам. У меня персональная машина, ведомственная квартира. Где сейчас можно устроиться подобным образом?

— Значит, я — все бросай, а тебе невозможно. Мне, Бородин, к твоему сведению, тоже есть что бросать. Тебе это не приходило в голову? У меня в моем городе авторитет, меня, все знают. Я родилась там и выросла, у меня там квартира и мебель, за которую я только недавно расплатилась. У меня там друзья, наконец. Круг друзей, который складывался годами. И я согласна бросить, если бросим мы оба, я и ты. Одновременно. А бросить все и сидеть ждать, когда ты решишь свои проблемы, я не могу себе позволить. Куда мне идти? В общежитие? Разводиться и жить в одной квартире с бывшим мужем? Он сразу же начнет вести себя по-хамски! Друзей водить, баб. У нас обе комнаты проходные. Пока я жена, я имею право что-то требовать, предъявлять претензии, а так я буду — никто. Ты не знаешь моего Рожнова… — Наташа начинала кипятиться, а Женя — нервничать.

То свидание вымотало обоих. Она неделю ходила как в воду опущенная, пока наконец домашние проблемы не замазали тот выходной толстым слоем.

…Стол получился вполне сносным. Его украсили дары природы, привезенные из деревни: синий виноград, красный клубничный компот и ярко-розовые дольки арбуза.

— Лер, оцени. Ничего?

Лерка согласно мигнула накрашенным глазом. Другой, недокрашенный, оставался широко открытым. Лерка выводила на нем ресницы, открыв рот, словно не могла дышать носом.

Когда начали подходить Леркины гости, Наташа закрутилась в праздничной суете, а в голове пульсировала теперь одна мысль: только бы не явился Рожнов и не испортил своим появлением праздник. Остальное все было нормально — детям было весело, еды хватало, музыка гремела на весь подъезд.

Всех Леркиных гостей Наташа знала почти с их рождения. Вместе с Лешей Лерка была в одной группе детсада, с Аней они неразлучны с первого класса. Остальные — Леркины одноклассники, с которыми Наташе доводилось работать, руководя их школьным драмкружком. Наташа успела провести с детьми несколько игр до того, как почувствовала себя плохо. На нее вдруг стали накатывать совершенно незнакомые душные волны. Она открыла форточку на кухне и опустилась на табуретку. Звонок в дверь затерялся в праздничном гомоне. И все же кто-то из ребят открыл, и до Наташи донесся бубнящий пьяный голос Рожнова.

“Принесло…” — отметила Наташа, прислушиваясь к себе. Она ждала приближения новой волны и боялась ее. Что это? Давление, что ли упало? Или это от сердца?

Рожнов явился не один, в сопровождении Тыквы, своего закадычного дружка. Оба они жаждали общаться с молодежью…

Наташа уже различала в голосе дочери высокие нервные нотки. Она заставила себя подняться и выйти к гостям.

— Давай-ка на кухню, — приказала она Рожнову, но на ее предложение откликнулся только Тыква.

— Михална, не ругайся, мы тихо. Мы только Лерочку поздравим.

Тыква облобызал надутую Лерку, сунул ей в ладонь смятую пятидесятирублевку и исчез в кухне. Но Рожнов не слышал Наташу.

Он растолкал молодежь и пытался танцевать между столом и диваном. Лерка подбежала к магнитофону и выключила музыку. Напряжение в комнате стало осязаемым. Леркина нижняя губа дрожала. Аня держала подружку за руку. Ребята потянулись на лестничную клетку покурить.

Наташа ощутила в себе привычно закипающую злость против мужа, но понимала, что если даст выход этой злости, то сделает хуже себе. Она боялась приближения новой волны.

— Музыку включи! — требовал Рожнов, не замечая ничего вокруг. — Лерка, засранка такая, музыку отцу включи, сказал!

— Тебя друг ждет на кухне. Ужинать иди, — четко произнесла Наташа, глядя ему в глаза, решительно и без сантиментов.

На Рожнова подействовал то ли ее взгляд, то ли голос, но он подчинился и, бурча себе под нос, поплелся на кухню.

Наташа молча собрала им на стол. Лерка подбежала к ней и сообщила, что они решили посидеть в беседке, во дворе.

“И слава Богу, — с облегчением подумала Наташа. — Нужно лечь. Полежу немного, станет полегче. Я просто устала”.

На дворе было уже совсем темно. Наташа включила в спальне ночник и подошла к шкафу за халатом. Когда открыла шкаф, на нее обрушилась новая тошнотворная волна, в глазах завертелась вся комната — кровать, ночник, кресло, люстра, ковер, потолок. Все смешалось как в калейдоскопе и приняло новую форму. Наташа очнулась на полу — прямо напротив нее валялся телефон. Вероятно, падая, она столкнула его с прикроватной полки. Полежав, Наташа попыталась подняться, но от резкого движения в глазах потемнело. Она закрыла глаза и сосчитала до десяти. Потом набрала номер соседки!

— Тань, зайди, пожалуйста, мне что-то заплохело. Соседка Татьяна только что вернулась со смены в больнице и, захватив тонометр, незамедлительно явилась на зов.

— Это ваша молодежь в беседке тусуется? — поинтересовалась она, увидев стол, цветы и блестящие обертки подарков.

Рожнов с Тыквой тщетно пытались сообразить — о чем это она.

— Там, говорю, какие-то крутые к ним пристали. На иномарке подъехали. Я думаю: чья там молодежь, а это ваша. Где больная-то?

Вывалив новости на Рожнова и Тыкву, Татьяна двинулась в спальню.

— Всех придушу! Волки тряпочные! — вопил Рожнов, натягивая ботинки.

— Серега, я с тобой! — успокоил Тыква, и через несколько секунд Наташа и Татьяна услышали, как хлопнула входная дверь и пьяные голоса Рожнова и Тыквы стали эхом отдаваться в подъезде их старого блочного дома.