Дитя огня - Юлия Крен Страница 18

– Но аббатиса мертва… – задумчиво произнес брат Дадон.

От мысли о Гизеле, его родной матери, у Арвида сжалось сердце, но он заглушил свою боль. Это ничего не значит, это не должно ничего значить. В лесу, истощенный голодом, холодом и страхом смерти, он не мог отделаться от мрачных мыслей, однако рядом с Дадоном он был уже не беглецом, вынужденным бороться за существование. Он снова стал братом Арвидом, который не цеплялся за свою земную жизнь, а дарил ее Богу.

– Возможно, ее родители – бретонцы, – выпалил он.

Утверждая то, о чем Матильда сама только смутно подозревала, Арвид казался себе предателем, и это его удивило. Но, похоже, он правильно сделал, что произнес эти слова.

– Тогда я знаю, как ты сможешь от нее избавиться. – Брат Дадон наклонился и непривычно доверительным тоном добавил: – И я обещаю тебе, что не расскажу о ней аббату.

Арвид нахмурился и хотел было заявить, что безгрешные поступки не нуждаются в сокрытии, но побоялся, что в его голосе снова появится предательская дрожь.

– Куда мы ее отведем? – поинтересовался он.

– Ты знаешь, кто такая Спрота? – ответил Дадон вопросом на вопрос.

То, что он не постеснялся произнести это имя, поразило Арвида. Спрота была не той женщиной, о которой подобало говорить монахам.

– Спрота – это мать Ричарда, внебрачного сына графа Вильгельма, которого он тем не менее признал, – сказал Арвид. – Она вместе с ребенком живет в Фекане. Воины здесь всегда были преданы Вильгельму, и если внезапное восстание поставит под угрозу ее жизнь, она сможет сбежать на корабле в Англию.

– Спрота не только конкубина Вильгельма. – Брат Дадон легко произнес слово, которое, вероятно, нечасто употреблял в своей жизни. – Прежде всего она бретонка.

Он многозначительно посмотрел на молодого послушника, и тот догадался, на что намекает монах. Арвид сомневался в успехе этого замысла. И еще больше он сомневался в том, что стоит оставлять Матильду у женщины, пользующейся дурной славой.

Однако брат Дадон уверенно кивнул, и, что бы ни было тому причиной – усталость, легкое опьянение, глубокий стыд или же просто лень, – Арвид обрадовался, что больше не должен принимать решения и может возложить эту обязанность на монаха, который был намного старше его.

Матильда понятия не имела, куда они идут, но не задавала вопросов. Арвид пообещал ей, что теперь все будет хорошо, и после встречи с братом он казался таким спокойным, что она ему поверила. Незнакомый монах не проявлял доброжелательности и лишь угрюмо смотрел на Матильду, однако несмотря ни на что он был монахом, человеком Божьим, и рядом с ним она чувствовала себя в безопасности.

Вскоре перед ними вырос каменный дом с большими воротами, из которых вышло несколько мужчин – все как один высокие и широкоплечие, большинство – светловолосые, что свидетельствовало об их норманнском происхождении, и к тому же вооруженные мечами, щитами и ножами. У одного воина были даже лук и стрелы. Совсем недавно Матильда видела, как такое оружие лишало жизни ни в чем не повинных женщин.

Узнав брата Дадона, мужчины посторонились, и монах прошел в ворота. Матильда нерешительно остановилась.

– Иди сюда! – нетерпеливо крикнул монах и жестом велел девушке следовать за ним.

Это были первые слова, которые он адресовал непосредственно Матильде. Опустив глаза, она прошла мимо вооруженных воинов и оказалась во внутреннем дворе.

К жилому дому примыкало здание, похожее на кладовую. В другом помещении располагалась мастерская, рядом с ней находились хозяйственные постройки. А еще Матильда заметила часовню. На мгновение девушка поверила, что попала в монастырь, но потом она увидела вооруженных мужчин, которые посреди двора жарили на костре мясо. Когда монах велел Матильде подождать, она принялась искать глазами Арвида, но он остался за воротами.

– Арвид! – позвала она.

Ответа не последовало.

Матильде хотелось еще раз громко выкрикнуть его имя, но, когда воины подняли головы и стали ее разглядывать, она замолчала. Девушка ощущала свою беспомощность так остро, как никогда, однако подавила в себе желание убежать. Монах ведь не просто так привел ее именно сюда, а за последнее время Матильда пережила столько опасностей, что ни одиночество, ни назойливые взгляды мужчин не могли сломить ее дух.

Чтобы отвлечься, девушка внимательно рассматривала здания. В одном из окон она заметила кузнеца за работой, в другом – троих мужчин, толкающих тяжелые дубовые бочки. В воздухе пахло не только жареным мясом, но и свежеиспеченным хлебом. Кроме этого Матильда ощутила неприятный запах конского навоза – признак того, что, помимо мастерских, складов и хозяйственных построек, где-то рядом находилась и конюшня. А в доме, где проживало много мужчин, которые могли позволить себе иметь оружие и лошадей, мясо и свежий хлеб, наверняка был и парадный зал.

– Матильда?

Девушка вдруг услышала свое имя и обернулась. Ее звал не Арвид и не монах, как она сначала предположила, а какая-то женщина, которая, судя по горделивой осанке, чувствовала себя здесь уверенно и не прислуживала хозяевам, а, наоборот, сама привыкла отдавать распоряжения.

– Тебя зовут Матильда?

Девушка окаменела. Эта женщина с живым взглядом не просто знала ее имя – она обратилась к ней на таком чужом и в то же время родном языке. На бретонском.

Матильда невольно скрестила руки на груди. Ее мучили вопросы, бесчисленное множество вопросов: кто эта женщина, что это за место, куда исчез Арвид? Но произнести она смогла совсем другое:

– Я хочу в монастырь.

Этими словами она как будто пыталась отгородиться стеной от незнакомки, хотя от нее, по всей видимости, не исходило никакой угрозы. У женщины был приветливый взгляд, правильные черты лица и опрятная одежда, но она говорила на языке, знать который Матильда не хотела и – вдруг пронеслось у нее в голове – не имела права.

Незнакомка хотела еще что-то сказать, но в это время раздался чей-то смех. Из дома вышла еще одна женщина. Ее взгляд был не доброжелательным, а насмешливым, и смотрела она на Матильду не приветливо, а с назойливым любопытством.

– Это не монастырь, – сказала она по-франкски.

Матильда не смотрела ей в глаза. «Кто эти люди? И куда пропал Арвид?»

– Перестань язвить, Герлок, – одернула ее доброжелательная женщина, которая теперь тоже заговорила на франкском языке, хоть и с сильным акцентом. – Ты же слышала, что ей пришлось пережить.

– Да, но я не понимаю, почему брат Дадон думает, будто ты перед ним в долгу. Он ведь из тех, кто отказывается находиться с тобой в одной комнате, не говоря уже о том, чтобы с тобой поздороваться.

– Помолиться за спасение души Ричарда он не отказался.

– Хотя и считает его бастардом, недостойным того, чтобы унаследовать земли своего отца.

Эти слова не обидели доброжелательную женщину, и, когда она подошла ближе к Матильде, ее взгляд по-прежнему был приветливым.