Стерва на десерт - Ольга Володарская Страница 18

За пять лет таких принцесс у него было не меньше десятка.

Меня Колян любит, как сестру. Называет Леленчиком. Веселоприветствует в каком бы состоянии не был. Благодаря ему все местные алкашизнают, как меня зовут. И теперь частенько, возвращаясь домой, я слышу отсовершенно незнакомых «синяков»: «Леленчик, дай стаканчик!».

… Тем временем я уже приблизилась к многострадальнойбеседке. На ее деревянном столике разглядела почти опорожненную бутылку «Анапы»(изысканного напитка, воспринимаемого алкашами как портвейн урожая 1854 года),ломаную горбушку и соленый огурец. На лавке же обнаружила приснопамятногоКоляна со своим другом-врагом Вованом.

Завидев меня, мужики заулыбались своими беззубыми ртами,закивала, заохали. Колян даже потянулся к бутылке, решив, наверное, угоститьменя своим любимым пойлом, но, обнаружив, что там им сами маловато будет,передумал и просто предложил присесть.

Что я и сделала.

Колян привалился с одной стороны, Вован с другой, и мызавели светский разговор.

— С работы? — поинтересовался вежливый Вован,придвигаясь ближе.

— Ясно, что с работы, — буркнул Колян и хмуроуставился на друга.

— И не надоело тебе? — сочувственно спросил Вован.Он жалел всех, кому приходилось ходить на работу. Сам-то он до этого неопускался.

— А тебе не надоело ничего не делать? — вступилсяза меня Колян, он, как бывший пролетарий, к труду относился с уважением.

— А ты чего встряешь? Не тебя спрашивают!

— А ты чего?

Похоже, опять они что-то не поделили, и я даже подозреваючто — мое внимание.

Мне стало смешно. Такими поклонниками могу похвастатьсятолько я! Ну да ладно, уж какие есть.

Вообще эта парочка была на удивление занятной. Сначала онидруг без друга жить не могут, потом начинают ссорится — типа, ты меняуважаешь? — затем драться, а в заключении клянутся друг друга век невидеть, но проходит неделя-другая, и мы вновь встречаем их вместе.

Удивительнее всего то, что стычки между ними чаще всегопроисходят из-за женщин, так как оба считают себя неотразимыми и по этому оченьболезненно переживают, когда очередная «синеглазка», пометавшись, предпочитаетему другого. В принципе, я понимаю растерянность девушек. Колян с Вованоммужчины колоритные. Оба длинные, сухие, беззубые. Только первый лохматыйблондин с огромными ушами, а второй кудреватый брюнет, голову которого украшаетзагорелая лысина.

Я потрепала своих верных рыцарей по загривкам. Они расцвели,Колян продемонстрировал мне два своих роскошных клыка, Вован еще и пару нижнихзубов. И только тут я заметила, как Вован похож… на … да простят меня женщины…на Ричарда Гира.

Вот это открытие! Те же маленькие черные глаза, тот жекрупный нос, те же губы. Конечно, у нашего Вована плешь на пол головы, морщины,синяк под глазом. И выглядит он в свои 45, на все 60, а о печени его я неговорю, но все равно похож, до чего похож!

Мне стало смешно. Я представила, во что мог превратитьсялощеный седовласый красавец, родись он не в Америке, а в нашем дворе. И какзнать, был бы так же безобразен наш Вован, появись он на свет где-то в другомместе…

Вот об этом я размышляла, когда покидала беседку. Наверное,по этому и не заметила, кто копошился в кустах, рядом с подъездной лавочкой.

Очнулась я только тогда, когда чья-то рука (мертвеннобледная в свете уличного фонаря) не выпросталась из зарослей шиповника и несхватила меня за запястье, на котором болталась моя модная лаковая сумочка — вэто время я как раз доставала из нее ключ.

Я пискнула от боли и с силой дернула руку с сумкой на себя.Хватка партизана не ослабла, он даже крепче обхватил мое запястье. Яразозлилась, напрягла свои тренированные в цирковой студии мышцы и дернуласильнее.

Из кустов показалась манжета старомодной ветровки. Тут уж явцепилась в эту манжету и начала тащить на себя, надеясь выволочь гада изкустов.

Так мы и мерились силой. Он тянул меня в кусты, я его наосвещенное пространство. Делали мы это молча, только пыхтели и отдувались.Наконец, он начал меня одолевать…

— Леленчик, дай рупь! — услышала я зычный кличмоих недавних собеседников.

И тут я пришла в себя. Пошире открыла рот и приготовиласьорать.

Но.

Тиски разжались. Рука скользнула назад в кусты. Я, потерявравновесие, шмякнулась на попу. Шиповник зашуршал. И уже через секунду яуслышала звук удаляющихся шагов.

Я встала, отряхнулась. На всякий случай заглянула в кусты.Естественно, ничего не обнаружила. Ни единой улики, ни говоря уже о самомнападавшем.. Хоть бы пуговицу потерял или окурок бросил. Я достала из сумкиочки, нацепила их, брякнулась на колени и зашарила по земле. Авось, думаю,что-нибудь да отыщется.

Но ни-че-го-шень-ки!

Что же это было? — тупо ворошила я мозгами, когдавылезла из кустов. Нападение с целью убийства? Попытка изнасилования? Неудачнаяшутка?

Ответ напрашивался сам собой, но я не хотела слышать этогоответа даже внутри себя. Неужели тот самый маньяк? И я следующая жертва?

А, может, это обычный грабитель? И ему были нужны моиденьги? Вон он, как к сумке тянулся. А то что-то мнительными мы стали. Вездеманьяки мерещатся. В конце концов, мало что ли на женщин нападают с цельюграбежа…

Через пять минут я себя почти убедила, а еще через пятьсмело шагнула в кабину лифта. Вот именно в лифте, в этом дребезжащем чудесоветской техники, я и приняла решение — ради собственного спокойствия, радиоставшихся нервных клеток, ради Христа и Будды вычислить этого гребанногоманьяка.