Любовь государственной важности - Джанис Мейнард Страница 18

Алма как нация переживает критический момент. В такие исторические периоды личные планы часто отходят на второй план в интересах благой цели. Напомнив себе, что стоит на кону, Мария смогла взглянуть на собственные проблемы со стороны. Разбитых сердец пруд пруди. Она справится. Кроме того, ее сердце отделалось лишь синяками. Она влюбилась. Больше ничего.

Встреча с Беллой, Рейфом и Габриэлем в холле гостиницы оказалась необычной, если не сказать больше. Папарацци в Майами не были вездесущи, как в некоторых частях света. Но эпатажную семью Монторо знали все. Общественность наслаждалась их выходками, тем более сейчас, когда появились сплетни об их возможных связях с Алмой.

Мария пришла в замешательство, когда ее ослепила фотовспышка, а трио Монторо относилось к этому повышенному вниманию совершенно спокойно. Они собирались пройти полтора квартала пешком до их любимого рыбного ресторана. Когда парню с камерой стало ясно, что ничего драматического не ожидается, он просто исчез без каких-либо инцидентов.

Ресторан выходил окнами на океан и оказался переполнен даже в этот ранний час. Требовалось бронирование. Когда компанию Монторо проводили к столику класса премиум возле окна, Мария начала понимать, что современное поколение королевской семьи чувствовало себя вполне комфортно и уверенно со всеми атрибутами богатства и привилегий.

За едой, изысканной во всех отношениях, спутники расспрашивали Марию об Алме и положении дел. Мария поморщилась, промокая губы льняной салфеткой.

– С чего мне начать? Вы наверняка будете рады узнать, что правительство сделало технологию приоритетом как в сфере образования, так и в частном секторе. Некоторые книги и фильмы были запрещены при старом режиме, но теперь информация и развлечения вне цензуры.

Белла хотела знать о дворце и спросила:

– Он жилой?

– О да. Тантаберра, а затем и его сын и внук уютно чувствовали себя там в течение многих лет. Даже во время восстания мало что было повреждено. Уже вовсю обновляют мебель, чистят и реконструируют. Я думаю, вы будете приятно удивлены, когда увидите дворец.

Рейф нахмурился:

– Если, а не когда.

Мария почувствовала, как краска прилила к лицу.

– Извините. Не хочу забегать вперед.

Габриэль казался гораздо серьезнее, чем обычно.

– А люди на самом деле поддерживают такой шаг или это инициатива немногих избранных?

– Пресса провела хорошую работу по продвижению идеи. В недавнем опросе семьдесят два процента высказались за возвращение традиционной монархии.

Белла поморщилась:

– А остальные двадцать восемь процентов?

– В основном это молодые люди, которые с подозрением относятся ко всему, что может диктовать или указывать им, что делать и как себя вести. Они хотят гарантий свободы и личного выбора. Как только они увидят, что Алма замечательно функционирует и с конституционной монархией, думаю, что результаты опросов улучшатся.

Рейф по-прежнему ничего не говорил. И Мария не могла точно определить почему – из-за самой ситуации или из-за того, что он отличался от младших братьев и сестер большей сдержанностью. Он лишь обреченно пожал плечами:

– В конце концов, какая разница, скажу я «да» или «нет»?

Мария начала было отвечать официально, но затем разоткровенничалась и заговорила от сердца.

– Я выросла в Лондоне. У нас с мамой не было ничего. Каждый день означал для нее борьбу. Но мама обожала королевскую семью. Словно они представляли собой что-то особенное, что являлось частью Англии и частью ее самой, хотя она даже не мечтала встретиться или хотя бы взглянуть на них лично. Но я видела, как она преисполнялась гордости, когда у них происходили радостные события, и горестно качала головой, когда случались трагедии.

– Тогда почему вы уехали из Англии? – спросил Габриэль.

– Я уже несколько лет проработала на семью Алекса, когда ситуация в Алме изменилась и Рэймоны решили вернуться на родину. Моя работа хорошо оплачивалась, я зарабатывала гораздо больше, чем моя мать. А в Алме передо мной открывались возможности для продвижения. И вместе мы приняли решение покинуть Англию. Но могу вам сказать, что она будет радоваться громче других возвращению семьи Монторо. Она понимает, что означает монархия для простых людей.

За столом наступило молчание. Своей историей Мария вовсе не хотела вызвать сочувствие к себе или матери. Но теперь не осталось никаких сомнений, что социальная пропасть между двумя женщинами Ферро и семьей Монторо – ну или Рэймон, если на то пошло – была огромна.

Мария никак не могла решить, принесла ли больше вреда или пользы своим рассказом, пока ее спутники в тишине поедали десерты. Она была слишком откровенна? Они думают, что она очень настойчива? Стоило предоставить уговоры более старшим членам команды?

Наконец она отодвинула тарелку в сторону, лишь наполовину съев лимонный пирог.

– Еще одна последняя вещь, и мы можем закрыть эту тему.

Габриэль покачал головой:

– Зачем сейчас останавливаться? Вы на коне.

– Очень смешно.

Она сложила руки на коленях. Больше всего ей хотелось, чтобы Алекс оказался здесь рядом с ней. По многим причинам.

– Ваша семья очень хорошо известна во Флориде, вероятно, и в других штатах тоже. Но всплеск общественного интереса, если вы согласитесь вернуться и взойти на трон, будет беспрецедентным. Вам кажется, что принца Уильяма и Кейт и их сына Джорджа постоянно фотографируют? Это ничто по сравнению с вашим возвращением.

Белла наморщила нос:

– Вы наверняка преувеличиваете.

– Не думаю. Мы говорим о троне, который пустовал в течение семи десятилетий. И новом короле – красивом, харизматичном и холостом. Вся ваша семья окажется в центре внимания.

Габриэль откинулся на спинку стула:

– О, как здорово.

Рейф погрузился в молчание. Белла извинилась и вышла. Мария посмотрела на Габриэля полуизвиняющимся взглядом.

– Моя работа будет частично включать средства массовой информации и связи с общественностью. Поскольку за вами закрепилась репутация белой вороны, я должна спросить… есть ли какие-то ситуации, о которых мы должны знать?

Он сухо усмехнулся:

– Насколько мне известно, у меня нет тайных детей, скрываемых в разных штатах. И никаких выдающихся правонарушений. Мои самые тяжелые грехи скорее серые, чем черные. Ты не согласен, Рейф?

Его старший брат широко улыбнулся, и на этот раз выглядел почти беззаботно.

– Не хочу никого исповедовать. Но я обещаю, Мария, Габриэль нас не опозорит. Он слишком ловкий и очаровательный. Если появятся какие-то критики, он просто охмурит их или уболтает. И те никогда не поймут, чем именно он их сразил.