Дежа вю - Юлия Комольцева Страница 18

Чувствуя, как от животрепещущего рассказа волосы на макушке встают дыбом, Тина решительно продвигалась в прихожую. Тут ее и настигла чрезвычайно важная мысль.

– А вы сами на похоронах у этой девушки были? – спросила она тоном опытного следователя.

– Была, как не быть!

Ну, еще бы! Разве можно пропустить такое зрелище, возможность вволю нашептаться с соседками, слопать поминальное угощение и от души попричитать-поплакать?

– С ее стороны каких-нибудь родственников помните?

– Так только ее родня и была, – пожала плечами бабуся. – Говорили, родители жениха свадьбе не больно радовались, он-то – наследник богатый, а она голь перекатная была, так что на похороны парень их даже не пустил, скандал закатил. Вы, мол, ее не любили, нечего прикидываться, будто печалитесь, что она померла! Так и сказал.

Тина судорожно вздохнула и юркнула в спасительную иронию:

– А что, вас тоже позвали?

– Куда? – не поняла бабушка.

– На беседу родителей с сыном! – рявкнула Тина. – Откуда вам знать, что он им сказал? А? На похоронах-то их не было, подслушать вы не могли…

– Да я вообще не подслушиваю! Никогда!

– Заметно, – пробормотала Тина, стараясь проглотить комок в горле, чтобы окончательно прийти в себя, – ладно, вы мне лучше скажите, кто со стороны невесты был?

– Покойницы-то? – деловито уточнила бабуся, и Тину будто качнуло в сторону мощным ударом ветра.

Схватившись за стену, она медленно кивнула. Покойницы.

– Так, мать только и была. Отец-то у них года за два перед этим помер, допился, замерз прямо у подъезда, в сугробе. А у этой… кажись, Катерины… да, точно, Катериной матушку звали… Ну вот, у ней две дочки остались. Одна, значит, совсем мелкая, только школу закончила… то есть, нет, даже не закончила, ее как раз куда-то отправили, так что на похороны она не приходила. А вторая – покойница-то – в горкоме работала, машинисткой. Наверное, там и парня этого подцепила, Морозова-то, она же наша, бердская, это уж после они из Новосибирска перебраться решили. Повезло девке, он, вишь, сразу квартирку купил и вообще, говорят, при деньгах был, серьезный мужик. Хотя молодой! – Бабка покачала головой. – Да, совсем молодой! И ведь так и не женился!

Слушать давно уже было невыносимо.

Тина пихнула входную дверь и, забыв попрощаться, быстро вышла в подъезд. Лестница плыла перед глазами, и спуститься удалось не сразу – ноги то и дело соскальзывали со ступенек.

Мама, мама… Как же так? Единственное разумное объяснение всей этой жути – чье-то извращенное чувство юмора. Кто-то устроил маскарад, нанял актеров на роли Морозова и ее матери, Катерины Андреевны, сунул в гроб резиновую куклу в человеческий рост и потешался, издалека любуясь на дело рук своих. Хотя, почему – издалека? Может, он был совсем близко.

Он? Она?

Но – кто и зачем?!

А может быть, все гораздо проще, и бабка просто бредит? Но тогда откуда взялась могила?

И еще – для невменяемой больной старуха знает слишком много подробностей. Имя матери, дурацкая смерть отца, родители Морозова, которые на самом деле ненавидели Тину. И если бы на похоронах был не Морозов, старуха узнала бы это и сейчас не рассказывала бы так уверенно!

А мама? Как же мама?

Тина выбежала на улицу и, прислонившись к запорошенной снегом лавочке, стала дышать глубоко и медленно. И-раз, и-два, вздох, выдох, вздох… Все нормально.

Рано делать выводы. Тем более такие страшные.

Ее мать участвовала в фиктивных похоронах собственной дочери?!

Но этого не может быть! Быть этого не может.

Позвонить. Надо немедленно позвонить в Москву и спросить… Привет, мам, ты случайно тринадцать лет назад не рыдала над моим гробом, а потом у тебя, тоже случайно, не было ли амнезии, в связи с которой ты напрочь забыла о моей могилке?..

Вот ужас-то!

Тина интенсивно потрясла головой, так что в ушах зазвенело, и мыслей – глупых, жестоких, отвратительных – вроде бы стало поменьше. От остальных она избавится позже. Сейчас все-таки надо позвонить. Нет, может, и не надо, но хочется.

Хочется до слез.

– Ефимыч? Привет, это я.

– Валентина, ты где? – Голос у мужа был умеренно встревожен. Значительно больше в нем звучало сердитой разочарованности. – Почему звонит твоя эта Леночка? Ты сама уже не в состоянии к телефону подойти?

– Ну, вот сейчас же звоню.

Слезы высохли моментально. Наверное, ветер подул особенно резко.

– Тебе Ксюху дать? Или Сашку сначала? – немного подобрев, спросил Ефимыч.

– Вообще-то, я с тобой хотела поговорить.

– Поговорить? Что-то случилось?

– Нет, – быстро возразила она, – ничего не случилось. Мне просто захотелось… тебя услышать.

Муж тяжело пыхтел в трубку, и в этом сопении Тина отчетливо разгадала удивление и недоверчивость.

– Ефимыч, правда, я соскучилась.

– По дому?

– По тебе.

Она так редко говорила ему «ты», что сейчас сама себе изумилась.

Неужели сегодняшнее утро настолько выбило из колеи? И руки непривычно трясутся, и губы нервно прыгают, с трудом произнося слова – какие-то бесполезные, «мыльные» слова. И снова наворачиваются слезы от дикого желания и невозможности прижаться к надежному, теплому боку, спрятаться и выплакать боль и страх.

– Валентина, – отозвался наконец муж, – у тебя точно все в порядке? Ты, кстати, где? Секретарша говорит, что не знает, куда ты поехала. Вот объясни, зачем нужны секретарши, если они не знают, где находится начальство.

Он всегда сердился, если чего-то не понимал.

Сейчас Геннадий Ефимыч не понимал многого: что за срочная командировка может быть у директора рекламного агентства, почему секретарь не знает места обитания начальницы, откуда взялся у этой самой начальницы и по совместительству его жены столь диковинный тон, странно похожий на жалобный и виноватый одновременно. В чем она провинилась? На что жалуется? Да его Валентина никогда ни на что не жаловалась! Не имела такой привычки, чем и заслужила безграничное его уважение.

Что же там стряслось, в этой командировке?

Тина что-то тарахтела, но ни на один вопрос мужа так и не дала внятного ответа.

– А мама дома, Ефимыч? – вдруг перебила она саму себя.

– Дома. Позвать?

Что она скажет?! Что она спросит?! «Мама, тринадцать лет назад, когда ты осталась одна в Бердске, что там произошло?» Нет, это полный идиотизм.

– Не надо, Ефимыч, не зови. Я просто так спросила.

– Ты скоро вернешься?

– В понедельник. Извини, накрылись наши выходные.