Испытание желанием - Кортни Милан Страница 18

Она пнула его в ботинок — не сильно, но достаточно ощутимо, чтобы дать ее разочарованию возможность проявиться в зримой форме.

— Если я хочу говорить гиперболами, то я буду так говорить. И не думаю, что вам удастся остановить меня этими не относящимися к предмету нашей беседы политическими замечаниями. Это не честно и не по-джентльменски.

— Поверьте мне, — сказал он, и лицо его скривилось, будто от боли, — я сейчас не могу помышлять ни о чем другом, кроме как о том, чтобы вести себя по-джентльменски. Я голову сломал, стараясь думать только о моих джентльменских обязательствах.

Он глубоко вздохнул и уставился на ее шею. Будто бы он никогда и не уезжал, словно они были по-прежнему на третьем месяце их брака. Будто она одна испытывала эти страстные желания, а он избегал ее вежливо, но непреклонно.

— Я беру свои слова обратно. — Ее голос дрожал. — Вы вовсе не самый глупый и бестолковый мужчина во всем христианском мире.

— Нет-нет, вы были абсолютно правы. Владычица пастбищ всегда имеет право на гиперболы. Используйте же их, используйте, я вовсе не возражаю.

— В этом нет нужды, — ответила Кейт. — Я поняла, что это я самая глупая и бестолковая женщина.

Эти слова наконец-то заставили его перевести взгляд с ее платья на лицо.

Она пришла сюда, чтобы посмотреть, осталось ли что-нибудь от их брака, выяснить, способен ли он принять жену, совершившую совсем не женский поступок. Однако оказалось, что она по-прежнему влюблена в него, влюблена вопреки всем этим горьким годам одиночества. А он, несмотря на свой диковатый внешний вид, все так же относится к ней как неисправимый джентльмен.

— До чего же я дошла, — продолжала Кейт дрожащим голосом, — я практически умоляю вас поцеловать меня. А вы так умело, так искусно… отказываетесь от этого. Я не настолько невинное создание, чтобы не понимать, что это означает. Мужчинами движет вожделение, страсть, и, раз на вас это не подействовало, значит, вы их вовсе не испытываете. По крайней мере, ко мне.

Он потрясенно открыл рот.

— Но тогда прямо так и скажи. — Она посмотрела ему в глаза, впервые в жизни назвав его на «ты». — Сделай ситуацию проще для нас обоих, если ты этого хочешь. Скажи, что я тебя не интересую. Скажи, и я не буду больше стоять посредине этого проклятого пастбища и ждать, когда ты меня поцелуешь. Прошло три года, Нед, и я до смерти устала тебя ждать.

Он повернулся к ней, его брови сомкнулись у переносицы. Нед смотрел на нее несколько секунд, потом покачал головой.

— Говори же. — Она была на грани отчаяния. — Скажи мне, чего тебе бояться? Я не причиню тебе боли. И ты, возможно, не сможешь ранить меня больше, чем уже ранил.

— Женщины самые удивительные и любопытные создания. — Он протянул руку и коснулся пряди ее волос, упавшей ей на щеку.

Этот простой и вместе с тем интимный жест заставил ее замереть на месте.

— Значит, вот что ты думаешь, да? Что я не поцеловал тебя потому, что не испытываю к тебе интереса?

— Если бы ты на самом деле хотел меня, то не смог бы удержаться. Я прекрасно понимаю, как все это происходит.

— Кто-то, вероятно, сказал тебе неправду. Должно быть, ты решила, что все мужчины по своей природе — животные. Что мы, увидев нечто привлекательное, подобно Чемпиону, не раздумывая, несемся через все поле.

Он еще ближе наклонился к ней, и Кейт отпрянула. Жесткая деревянная перекладина изгороди врезалась ей в спину.

— Должно быть, ты думаешь также, что у нас нет никакого самообладания или контроля над своими поступками и что мы способны лишь следовать своим естественным инстинктам.

Именно об этом свидетельствовали тайные беседы с ее замужними подругами. Ведь, в конце концов, именно потому мужчины заводят любовниц, что не могут контролировать свои желания. Так ей сказали.

— И ты отчасти права, — продолжал он. — Да, мы все — животные. И у нас есть естественные желания и страсти — тайные, темные чувства и мысли. Ты бы содрогнулась, Кейт, если бы узнала, что они нам нашептывают. У нас есть нужды, есть влечения, и, поверь мне, я хочу.

Кейт смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова. Он вроде бы совсем не изменился внешне. Нед так же улыбался этой беззаботной, обычной улыбкой, да и выражение его лица, его поза оставались теми же. Однако она заметила в нем нечто новое — слегка нахмуренные брови, плотно сжатые губы — незначительные, почти невидимые признаки, которые свидетельствовали о том, что серые облака сгущаются за беспечным сиянием его улыбки.

— Сейчас, — произнес Нед, протягивая к ней руку, — я думаю о том, чтобы взять тебя прямо здесь, прислонив спиной к этой проклятой деревянной изгороди.

У нее перехватило дыхание.

— Так что верь мне, когда я говорю, что я животное.

Его пальцы коснулись грубых завязок плаща у нее на шее. Он нащупал сквозь ткань линию ключицы. Нежность его ласк совсем не соответствовала резкому, отрывистому голосу. Она чувствовала прикосновения его горячих рук. Он провел пальцами по швам ее лифа, дотронулся до ее ребер. Следы его рук огнем горели на ее теле. Нед сомкнул руки у нее на талии и притянул к себе поближе. Кейт запрокинула голову и посмотрела ему в лицо. Его глаза горели неумолимым огнем, и она почти увидела в них то животное, о котором он говорил. А потом он медленно опустил голову.

Она могла бы уклониться от поцелуя, если бы просто отвернула голову. Однако Кейт уже успела ощутить жаркий огонь его дыхания. Его слова словно жгли ее губы: я думаю о том, чтобы взять тебя прямо здесь, прислонив спиной к этой проклятой деревянной изгороди.

Где-то в глубине ее сознания звучал тихий предостерегающий голос. Он может поцеловать ее, и на этом все закончится. Он может даже взять ее прямо у этого столба. Это его право как супруга. И когда все закончится, он просто уйдет. И, как всегда, она окажется одна, жаждущая, желающая его возвращения. Ей надо защитить себя. Она должна повернуться и…

Кейт уже желала, и никому бы не помогло, если бы она сейчас отослала его прочь. Правда заключалась в том, что в женщине тоже жило животное. Она ощущала страстное желание и, выгнувшись, как пантера, была готова напасть на него, если он отвернется.

Но он не отвернулся. Напротив, он коснулся ее губ своими губами. Они были нежными только в первые несколько благословенных секунд поцелуя. А потом его руки обняли ее, и он приподнял ее вверх, прижимая к опоре изгороди. Их тела соединились, и он поцеловал ее так, как она давно и отчаянно хотела. Губы его не были добрыми, или вежливыми, или джентльменскими. Его поцелуй казался темным, глубоким и отчаянным, и Кейт почувствовала, как тонет в нем, растворяется в его странноватом мятном вкусе. Она ответила на его страстный призыв и поцеловала его так же, потому что хотела, потому что желала его и вовсе не собиралась сдерживать свое желание.

Кейт была не уверена точно, сколько времени длился их поцелуй. Должно быть, минуту, но может, и час. Когда он разжал руки и отпустил ее голову, она почувствовала, как солнечный лучик греет ей спину, услышала, как жаворонок выводит грустную мелодию где-то в далеком лесу. Каждый нерв ее тела словно ожил, каждое чувство обострилось.