Маленький белый "фиат" - Данута де Родес Страница 18

Однажды у Вероники начался роман с соседом сверху, чья жена за два дня до этого внезапно упала замертво в возрасте двадцати восьми лет. Воспользовавшись сочувственными объятиями Вероники, он овладел ею с такой страстью, которой она никогда не знала. Он перебрасывал ее в самые замысловатые позиции, он задыхался, стонал, визжал в экстазе, а после падал в ее объятия и между всхлипываниями рассказывал о том, какими необыкновенно карими были глаза его жены, как ее волосы завивались на затылке и как жесток мир, отнявший ее у него. Затем, как только он был готов — а это не отнимало много времени, — все начиналось по новой, и он лизал ей соски с почти невероятной страстью, трепеща и повизгивая, как недорезанный поросенок… Когда же он кончал, то падал в ее объятия и плакал.

Так продолжалось неделю, после чего усталая Вероника решила, что она терпела достаточно, — в конце концов, это его невыносимая реальность побуждала к бегству через секс, ей же все это уже порядком надоело… Поскольку она слишком жалела его, чтобы предоставить самому себе, она передала его Эстелле, которая как раз хандрила по поводу депортации ее любовника в Эстонию или в… — откуда он там. Эстеллы хватило на три дня, после чего она сдалась и переправила вдовца их подруге Фуонг, которая, не имея опыта половой жизни, приняла ритуал за чистую монету. Новизны ощущений ей хватило примерно на месяц, после чего она почувствовала себя такой измотанной, что сочла за благо представить его своей недавно разведенной двоюродной сестре, которая уже было опасалась, что придется ставить крест на половой жизни. Две недели спустя кузина решила, что прекращение половой жизни, в конце концов, не такая уж плохая идея, и передала его коллеге по работе. Следы его после этого теряются, но, насколько Веронике было известно, он переходил от постели к постели, повизгивая и трепеща от радости перед тем, как лишиться сил, что-то всхлипывая о том, как его сердце рассыпается в прах, и о том, что он никогда не сможет поцеловать пальчики своей жены и у них не было возможности попрощаться.

Она точно знала, что ее ждет у Жан-Пьера, и, когда он открыл дверь, она не произнесла ни слова. Она просто взяла его за руку и провела в спальню, где он трепетал, задыхался и лапал ее с такой настойчивостью, какой она никогда за ним не замечала. А когда все закончилось, он положил ей голову на живот и выплакался по дядюшке Тьерри.

Они натянули что-то из одежды и уселись на диване, потягивая вино.

— Ты мне расскажешь, как это произошло? — спросила Вероника.

— Не стоит, — сказал он, но все равно рассказал. — Это было ужасно. Приятель моей матери из деревни, где жил дядюшка Тьерри, позвонил ей, пока я был в Марселе. Ей сказали, что он вел себя как-то странно последние несколько недель. Он каждый день ходил в деревню за вином, а ведь раньше он лишь иногда выпивал стаканчик за едой да еще пиво, когда приезжал сюда. А тут он начал покупать по три-четыре бутылки сразу и носить домой. Однажды ночью его видели в деревне, он шел нетвердой походкой. Все очень переживали за него, но не знали, что делать.

— А ты не знал, что происходит?

— Понятия не имел. Никто не считал себя вправе говорить с нами об этом, и ведь родственники регулярно к нему заезжали, и я думаю, что там решили, будто мы знаем, что происходит. Когда кто-то из наших приезжал, он вел себя как обычно, никто не замечал каких-либо странностей в поведении, и никто не видел винных бутылок. Он их, видимо, прятал перед нашим приездом. А пару недель назад походы дядюшки Тьерри за вином прекратились, и все вздохнули с облегчением, решив, что этот период, должно быть, закончился. Но в прошлый четверг со стороны его дома раздался выстрел. Уже давно стемнело, и дети ушли спать, поэтому шум всех удивил. Все, кто сидел в баре, схватили фонари и побежали смотреть, в чем дело, но раздались еще выстрелы, и, когда они прибежали, было уже поздно. Он был в птичнике, лежал на боку.

Вероника не знала, что сказать. Она взяла Жан-Пьера за руку и ждала, что он продолжит.

— Никто не знал, где дядюшка Тьерри взял револьвер, — сказал он, — но он выстрелил шесть раз: первые пять выстрелов разнесли головы всем его пяти голубям, а шестой выстрел пошел прямо ему в сердце.

Жан-Пьер замолчал, и Вероника обняла его за плечи. Она почувствовала себя ничтожеством: ведь в последний раз, когда она видела дядюшку Тьерри, она солгала ему, ей хотелось, чтобы он побыстрее ушел, чтобы не мешал стащить стереосистему его племянника.

— Мне нужно тебе кое-что сказать, — сказала она, опустив глаза.

— Что?

— Ты можешь, конечно, сердиться… что ж, я заслужила.

— Что именно?

— Это касается дядюшки Тьерри.

Жан-Пьер промолчал.

Она глубоко вдохнула.

— Он попросил меня передать тебе привет. Так и сказал: «Пожалуйста, передай Жан-Пьеру, что его дядюшка Тьерри передает ему привет».

Жан-Пьер уставился в потолок. Вероника сжала голову руками и закрыла глаза. Это продолжалось довольно долго.

— Ты на машине сегодня? — спросил Жан-Пьер.

— Нет. Машина сломана, — сказала Вероника.