Ночь поющих птиц - Сьюзен Барри Страница 18

Он все еще держал ее за локоть и тащил за собой по тропинке, которая вела к пруду с лилиями.

— Не будь абсурдна, — коротко ответил Фелипе.

— Я не абсурдна!

Она резко остановилась, а когда он оглянулся, сделала то, чего никогда раньше не делала на людях — отчасти потому, что это запрещало ее воспитание, а отчасти потому, что до сих пор ни разу не была так разозлена. И это была не просто злость, а бессильная, отчаянная ярость. Анжела изо всех сил топнула ногой; но тропинка была аккуратно посыпана гравием, и звук получился негромким.

— Я тебя ненавижу! — объявила Анжела. — Меня тошнит от одной мысли о том, чтобы выйти за тебя замуж!.. Ума не приложу, почему я не сбежала из школы и от бабушки, чтобы избавиться от всего этого! Не хочу сказать, что собиралась за кого-то замуж, но быть вынужденной выйти за тебя!

Фелипе смотрел на нее сверху вниз, и его лицо превратилось в маску ледяного отвращения.

— По-моему, вы забываетесь, сеньорита, — заметил он тоном, вполне соответствующим выражению лица. — Или на тебя уже начало действовать солнце.

— К-к-к черту солнце! — Анжела еще ни разу в жизни не выругалась вслух, хотя ее подруга в Швейцарии была гораздо менее сдержанна. — Думаешь, я не чувствую себя униженной каждый раз, когда вижу, как ты смотришь на миссис Раддок?.. Раз уж ты так явно ею очарован, почему ты не решил жениться на ней? Потому что думал, что она о тебе забыла или вышла замуж за другого? Или тебе до такой степени нужны эти мои поместья? Забирай их — я отдам их тебе, если ты освободишь меня и скажешь бабушке, что все-таки не можешь на мне жениться! Не думай о ее негодовании. Она это переживет, но я не переживу, если мне придется выйти за тебя!

Ее глаза сверкали, как огромные голубые звезды, нижняя губа дрожала. Фелипе оторопело смотрел на девушку. Больше всего его ошеломила ее бледность. Анжела была такой белой, словно вот-вот упадет в обморок. Вдруг ее лицо исказилось. Она закрыла его руками и, к собственному ужасу, разрыдалась.

— О, какой кошмар, — всхлипывала она. — Что подумает твой дядя?

Фелипе взял ее за плечи и усадил на белую скамейку, стоявшую в самом затененном месте извилистой тропинки; потом подошел к пруду, намочил в нем носовой платок, отжал и отнес Анжеле. Он сел рядом с ней на скамейку и спокойно сказал:

— Промокни вот этим лицо! Перестань, как младенец, плакать из-за какой-то ерунды. Потом пороешься в своей сумочке, найдешь там косметику и, прежде чем мы вернемся в дом, постараешься как можно лучше убрать с лица все следы этой выходки. Если ты придешь обратно в слезах, я никогда не прощу тебя. И учти, если я говорю «никогда», значит, так оно и будет!

Анжела еще с минуту прерывисто всхлипывала, а потом, еле переводя дыхание, стала извиняться:

— Мне так жаль, Фелипе!

— Да уж надеюсь!

— Я… я и сама не знаю, что на меня нашло!

— Разве? — Казалось, эти слова его позабавили.

— Нет. Насколько… насколько я помню, я никогда не устраивала подобных сцен на людях…

— Поскольку других зрителей тут нет, можешь считать, что я не отношу себя к этим «людям»!

Она посмотрела на него и вдруг нервно рассмеялась:

— А у тебя есть чувство юмора.

— Как, очевидно, и у тебя. Только не выпускай его из-под контроля. Мне бы не хотелось отвесить тебе пощечину.

Анжела испуганно уставилась на него:

— Ты… ты же не станешь…

— Нет. Это может оставить след, который привлечет внимание заботливого дяди, и в результате на мою голову падет гнев твоей бабушки.

— О, мне бы совсем не хотелось, чтобы обо всем этом узнала бабушка…

— Тогда как следует припудри лицо!

Анжела лихорадочно заработала пуховкой, поглядывая на себя в маленькое зеркальце. Пудра делала чудеса, но на щеках девушки все еще горели красные пятна, а глаза оставались на мокром месте. Каждый вздох звучал так, словно она пыталась подавить очередные рыдания. Минуту или две молча понаблюдав за ней, Фелипе отобрал у нее пудреницу и положил обратно в сумочку, сумочку опустил на скамейку между ними, потом протянул руку и почти грубо прижал Анжелу к себе.

— Сойдет, — сказал он, — но тебе надо бросать привычку быть такой эмоциональной. Во-первых, это портит твою внешность, во-вторых, кажется мне весьма утомительной в наших климатических условиях. К тому же все это абсолютно бессмысленно. Я попросил твоей руки. Мне в голову никогда не приходило, что миссис Раддок согласится взять меня на роль второго мужа. Во-перных, она, по-моему, сейчас наслаждается свободой. А во-вторых, меня действительно очень привлекают твои земли. Гордость не позволит мне принять их в подарок, так что альтернативы нашей женитьбе нет.

Он повернулся на скамейке так, чтобы лучше видеть Анжелу. Она, сама не зная почему, покраснела. Фелипе взял ее двумя пальцами за подбородок; ей было немного больно, но Анжела даже не поморщилась. Он криво улыбнулся, погладил ее другой рукой по щеке, а потом заговорил, и от его слов она покраснела еще больше.

— Знаешь, детка, у тебя определенно привлекательное лицо! Ты не больше похожа на испанку, чем Кармелита, но есть что-то… — Он склонился ближе и внимательнее вгляделся в нее. — Да, есть в тебе и что-то не совсем английское! Хотя у тебя и голубые глаза, они напоминают мне донью Миранду. И потом, я не уверен, что у твоего отца был такой же взрывной характер — словно у тебя внутри притаился маленький, но мощный вулкан. — Он снова откинулся на спинку скамейки и посмотрел на Анжелу долгим, внимательным взглядом. — Querida, — наконец произнес Фелипе, — как ты смотришь на то, чтобы сегодня вечером я отвез тебя куда-нибудь поужинать?

— Ты хочешь сказать, если мы все поедем куда-нибудь ужинать?

— Ничего подобного. Мои гости могут один вечер поразвлекаться сами, и, думаю, твоей бабушке вполне можно доверить присмотр за ними в мое отсутствие. Она неподражаема в роли хозяйки… Думаю, и ты вскоре будешь такой. Нет, мне кажется, нам с тобой надо постараться получше узнать друг друга прежде, чем мы будем вынуждены познакомиться друг с другом как муж и жена.

Анжела ухватилась за застежку сумочки и нервно теребила ее, глядя на Фелипе так, будто ей не верилось, что он говорит серьезно. Казалось, его слова — особенно последние — смутили ее. Девушка опустила глаза, позволив ему насладиться зрелищем ее роскошных, длинных ресниц.

— А… а как же миссис Раддок? — тихо спросила она. — Я хочу сказать, вдруг она подумает, что ты ею пренебрегаешь?

— Из-за того, что я уделяю некоторое внимание моей будущей жене? Не будь смешной, детка, — ответил Фелипе.

— Но она — особая гостья, и сегодня утром мне показалось, что ты… ты относишься к ней не как ко всем остальным.

— И это одна из причин, по которой ты устроила мне эту маленькую сцену? Нет, Анжела, дорогая моя, ты должна понять, что для меня существует только мое мнение и иногда даже я сам не совсем понимаю, почему делаю те или другие, вещи. Может быть, я заранее считал этот визит скучным и был готов к тому, что дядя выскажет одобрение в твой адрес. Едва ли он мог поступить иначе, поскольку у тебя есть все, что только можно хотеть от будущей жены, — внешность, молодость, происхождение, великолепное приданое. Если бы я представил ему в качестве невесты Кармелиту, вот тогда он посмотрел бы на меня с большим неодобрением. И боюсь, ему было бы очень непросто вести себя с ней любезно. Даже как с моей гостьей он обращается с ней с величайшей осторожностью.