София - венецианская наложница - Энн Чемберлен Страница 18

— Рыцари решили не рисковать.

— Да, их героизм может быть с легкостью определен на Корфу как пиратство.

— Молодая синьорина…

— Клянусь, она приложила свою руку к этому решению. — Я не мог видеть черную голову Пьеро в трюме, но знал, что он кивает. — Если она не может вернуться в Венецию, Мальта ей тоже подойдет хотя бы на некоторое время. Это, конечно, лучше, чем Корфу и брак с корфиатом.

— Молодая синьорина, — Пьеро попытался преподнести мне это тактично, — находится в центре внимания рыцарей.

— Не надо быть тактичным со мной, Пьеро.

Я чувствовал, что мое наказание будет еще более жестоким — хотя это мало меняло дело, — чем тогда, когда этот услужливый раб выручал меня из моих детских проказ. Я прекрасно помню, что не было случая, когда Пьеро не спасал меня, когда я его об этом просил. Но сейчас он не мог ничего сделать.

— Да, я в курсе, — вздохнул я, — что этот долговязый краснощекий капитан пока еще не показал свое старческое слабоумие. Я не единожды слышал звуки танцев на палубе надо мной. Я слышал легкие женские шажки в сопровождении пиратских башмаков.

— И я слышал, капитан рыцарей проклинал небеса, — тихо сказал Пьеро, — что он женился до встречи с дочерью дона Баффо.

— Да, но так будет только до Мальты. Капитан лжец. Мальта — это площадка в борьбе против язычников Северной Африки.

Хотел ли я успокоить Пьеро этой простой констатацией фактов? Конечно же, это не успокаивало ни его, ни тем более меня.

* * *

Примерно после недели в море, когда мы нагнали то расстояние, которое потеряли во время шторма, обычные дела на палубе вдруг стали более оживленными. «Корабль, полный вперед!» — команда наблюдающего повторялась в каждом уголке судна. Через мгновение я услышал, что гребцы ускорили темп вдвое и даже больше. Мы делали быстрый разворот.

— Боже мой! Их три! — услышал я крик капитана. — Мы пропали.

— Пираты! Турки! Пираты! — раздавались крики. — К оружию за Христа и Святого Иоанна!

Я боролся со своими оковами, чтоб увидеть хоть немного из того, что происходило на палубе, но мои усилия были напрасны. Насколько я мог понять, суда пиратов были настолько малы, что их невозможно было заметить меньше, чем за десять узлов, особенно с такого корабля, как наш. Это позволяло им незаметно шнырять в море подобно змеям, подбираясь ближе и ближе к жертвам, до того как их заметят. Малый размер суденышек позволял им также очень быстро окружать большие корабли. Таким образом, хотя гребцы работали в полную силу и гребли они по венецианской моде стоя, очень скоро наш корабль оказался в зоне огня турецких посудин.

Рыцари выстрелили, но преимущество было на стороне пиратов. Для таких небольших суденышек у турок было много оружия: по звукам я определил пять залпов на наш один. Наше единственное орудие к тому же могло защищать только передний фланг и было сейчас совершенно бесполезным. Легкие и быстрые, как ветер, три турецких корабля вскоре окружили нас.

Рыцари сражались долго и храбро. Каждый залп турок заставлял наш корабль дрожать, словно осенний листок на ветру, и каждый раз я думал, что это последний залп, который мы сможем выдержать. Все рассказы о кораблекрушениях всплыли у меня в голове, как ночной кошмар. Я вспомнил ужасную мучительную смерть множества заключенных на кораблях: в трюмах или прикованных цепями к скамейкам гребцов. Некоторые, чтобы не утонуть, ломали себе конечности, чтобы освободиться, но такие люди обычно умирали от болевого шока или привлекали своей кровью акул не только к себе, но и к другим членам команды. Так что просто утонуть — было бы для меня завидной смертью.

Самым худшим в этой ситуации была моя беспомощность. Если бы у меня был хотя бы пистолет, я знал бы, что делать, да и принять смерть в бою мне было бы легче.

Однако звуки на палубе немного успокоили меня, я услышал молитвы и причитания женщин. Безоружные, они могли наблюдать за происходящим, и их крики отображали все ужасы, которые они видели. Слушая их голоса, я думал: когда следующий снаряд ударит в наш корабль, я утону с мыслью, что дочь Баффо наказана за свое упрямство. Как, наверное, она сейчас мечтает о мирной бухте на Корфу!

Битва продолжалась весь полдень. Страх и голод помутили мой рассудок, но когда один из залпов снес угол палубы над моей головой, я смог увидеть сияющее солнце и мачты атакующих кораблей. Быстро и легко они приближались ближе и ближе, окружая нас и атакуя, как стая акул. Флаги реяли прямо надо мной, и я мог убедиться своими глазами, что это были белые полумесяцы со звездой на красно-зеленом флаге ислама.

К ночи пираты взяли нас на абордаж, и битва продолжалась врукопашную в свете факелов. Я следил за ней по звукам и запаху: крики, стоны раненых, хруст весел, свист ножей — все это было приправлено запахом пороха и крови.

Потом, когда капитан был загнан в угол, он, как беспомощный десятилетний ребенок, бросил свои пистолеты и стал просить пощады. Но турки прикинулись не знающими языка и разрубили его своими дамасскими саблями.

Тишина ознаменовала полное наше поражение. Я слышал, как турки осматривали свою добычу — вначале людей, потому что они могли выпрыгнуть за борт.

Затем были открыты люки, чтобы проверить товары в трюмах.

Горящий факел появился в трюме, и я был ослеплен его светом. Человек с факелом тоже, должно быть, плохо видел, так как он прокричал:

— Я спрашиваю, это ты, мой друг? Ты здесь?

Слова были итальянские, но произнесены с акцентом, конечно, не очень большим, поэтому я не мог ошибиться.

— Хусаин, старина! Какого дьявола ты тут делаешь?