Шах королеве. Пастушка королевского двора - Евгений Маурин Страница 18

Дед помирился бы еще, если бы король Генрих задумал развестись с Маргаритой для того, чтобы жениться на прекрасной Коризанде. Ведь эта святая женщина бескорыстно любила короля и положила к его ногам все свое состояние, без которого Генриху Наваррскому никогда не сделаться бы французским королем, Генрихом Четвертым. Этот брак имел бы полное оправдание, потому что король не только клялся сделать графиню де Гиш своей женой и королевой, но даже выдал ей клятвенную расписку, написанную собственной кровью. Однако нет! Утвердив свою власть, король Генрих забыл все прежнее. Две женщины помогли ему овладеть французской короной: одна – Маргарита Валуа – предоставила ему всю свою недюжинную государственную мудрость, весь свой вес и влияние в качестве дочери королей, последней представительницы угасшего рода Валуа, другая – Коризанда – пожертвовала для него всем состоянием. И обеих отбрасывал теперь король!

Дед остался в своем Бретвиле. Но у него нашлись друзья, которые напомнили королю о виновнике победы при Арке. И вот в тысяча шестисотом году дед получил собственноручное письмо короля, гласившее:

«Приезжай, мой старый боевой товарищ, в Париж, чтобы ты мог поздравить Нас со вступлением в брак и чтобы Мы могли формальным чествованием герцогского сана отметить заслуги перед троном и отечеством победителя при Арке».

Прочитав это письмо, дед неодобрительно покачал головой. Правда, в письме еще чувствовалась прежняя непринужденность, но наряду с этим уже ярко сказывалось желание сразу проложить границу между собой и друзьями прежних тяжелых лет, – границу, которой и без того никто не забывал! И дед невольно вспомнил письмо, написанное Генрихом после сражения при Арке Крильону и обошедшее в списках всех старых приверженцев наваррского короля. Письмо это было немногословно:

«Повесься, храбрый Крильон, мы победили при Арке, а тебя с нами не было».

Всего только одиннадцать лет тому назад было написано это письмо, а как разнилось оно по непринужденному тону с письмом, полученным тем самым, из-за храбрости которого должен был повеситься герой Крильон!

Тем не менее дед, разумеется, стал собираться в Париж: не последовать такому прямому приглашению было невозможно. Как осторожный человек, он приказал вделать письмо короля в рамку, так как в этом клочке бумажки заключалось признание за ним лично права на герцогский титул. Затем надо было приняться за сборы. Дед не хотел прибыть оборвышем на свадьбу своего короля, а потому ему пришлось кое-что продать и позаложить. Это задержало деда, и, как он ни гнал, на самое празднование свадьбы он опоздал.

Дед прибыл в Париж поздно вечером и остановился у одного из старых боевых товарищей. За стаканом вина былые соратники разговорились, и вот тут-то мой дед узнал много неприятного про новую королеву. Мария Медичи была не так уже молода (ей шел двадцать восьмой год). Она очевидно «засиделась», была зла, горда и… Ну, из песни слова не выкинешь! Не умна была она от рожденья, это в один голос твердили и дед, и отец!

Старые приверженцы короля Генриха были в былое время избалованы лаской и приветливостью королевы Маргариты. Тем оскорбительнее казалась им пренебрежительная надменность обращения королевы Марии, еще более оттеняемая явным покровительством итальянскому сброду, целой стаей налетевшему за ней из ее родной Флоренции. На короля в этом отношении надежда была плоха – он ведь всегда увлекался свежинкой и чувствовал себя искренне влюбленным в молодую жену. Конечно, это продолжалось недолго, но в то время это как раз было так.

На следующее утро дед явился к королю. Генрих принял его в официальной аудиенции и торжественно приветствовал его словами:

– Добро пожаловать, герцог д'Арк!

Это было сказано очень торжественно, официально и даже напыщенно.

Но тут же король вдруг отбросил всякую торжественность, подбежал к деду, хлопнул его по плечу и укоризненно сказал:

– Не мог ты, старая свинья, поспеть к моей свадьбе?

Дед откровенно рассказал королю, что его задержало; Генрих растрогался, обнял его, обещал ему поместья и ренту, соответствующую герцогскому достоинству, а потом повел представлять королеве. Мария Медичи обошлась с моим дедом более чем холодно и пренебрежительно. Вечером был бал, во врем которого королева еще более оттенила свое презрение к боевым товарищам мужа и французской аристократии. Дед готов был уехать сейчас же на родину, но вопрос о поместьях и ренте еще не получил категорического разрешения, а ведь на родине у деда были молодая жена, маленький сын и… разоренное имение! И он решил потерпеть и выждать.

Случилось так, что Генрих задумал порадовать старых товарищей холостой пирушкой. И вот, на беду король, уже немало выпивший, пристал к деду с тем, чтобы тот высказал ему свое мнение относительно молодой королевы. И на что это только ему нужно было, право!

Дед попытался увернуться от прямого ответа, отделывался ничего не значащими фразами, вроде того что, дескать, всякий истинный верноподданный с глубочайшим уважением преклонит колено перед женщиной, которой король вручил корону, но Генрих Четвертый, почему-то уверенный, что Мария Медичи должна всех приводить в восторг, потребовал, чтобы дед высказал свое мнение прямо и без всяких отговорок, как надлежит честному солдату. К тому же король еще подтрунил над тем, что с годами дед разучился прежней прямоте. У моего деда и без того накипело на сердце, да и выпито было немало, и он воскликнул:

– Ну, что же, ваше величество, раз вы этого требуете, так я должен высказать свое мнение начистоту! Только не взыщите, я – солдат, тонкостей языка не знаю!

– Говори, говори, не бойся, старый товарищ! – смеясь, ободрил деда король Генрих.

– Ну, так я прямо скажу вашему величеству, что вы променяли одноглазую лошадь на слепую! [17]Прежняя королева, какова она ни была, все же являлась дочерью исконных французских королей и отпрыском святого Людовика, благодетеля нашей страны. К тому же она была умна и, будучи француженкой, умела ценить верноподданных, составляющих опору трона! А новая королева держит себя так, будто она не замуж за французского короля вышла, а попросту завоевала вооруженной силой всю Францию! Француз от нее доброго слова не услышит, зато итальянец, будь он хоть последним прохвостом, станет ей любезным другом. Ну, и то сказать: недаром она – Медичи! Мать королевы Маргариты тоже была Медичи, и как только это не отбило у вас охоты связываться с этим родом! Мало вы, ваше величество, натерпелись от Екатерины Медичи? Разве не чудом спасались вы от кинжала и яда ее любимчика, Ренэ Флорентинца? Впрочем, и то сказать: королева Маргарита была вам верной опорой! Ради любимого мужа и короля она пошла против родной матери, а то не сдобровать бы вам, как не избегла добрая королева Жанна, ваша матушка, отравленных перчаток! Ой, не жду я добра для Франции от новой Медичи!

Конечно, речь деда пришлась по сердцу всем старым боевым товарищам короля. Но тем более испугались они за самого деда. Уже с первых его слов воцарилась мертвая тишина, а к концу даже мертвецки пьяные протрезвились от страха.