Наследница по кривой - Тьерни Макклеллан Страница 18

Заискивающая улыбка лысого коротышки стала еще шире. И она меня не радовала.

— Между прочим, — сообщил Джарвис, — звонил Даниэль. Я сказал, что ты еще не пришла.

Так вот в чем дело! Мой словоохотливый сынок позвонил в офис, выяснил, что меня нет, и, чтобы как-то оправдать усилия, потраченные на телефонный звонок, поведал всему агентству о нежданном счастье, свалившемся на меня. Да уж, моему счастью просто не было предела.

Я прошла к своему рабочему месту, сунула сумку на полку под столом и перевела дух. Не помочь ли полиции засадить меня, совершив еще одно преступление? Например, убив Даниэля.

Впрочем, недержание речи у моего старшего сына не было для меня сюрпризом. Пятнадцать лет назад, когда Даниэлю было семь, он объявил громко и отчетливо на традиционном обеде у моих родителей в День благодарения:

— Мама и папа больше не спят в одной спальне.

Очаровательное дитя.

На том обеде я всерьез раздумывала, не придушить ли старшенького, но впоследствии оказалось, что болтливость Даниэля принесла больше пользы, чем вреда. По крайней мере, никто в моей семье не удивился, когда несколько месяцев спустя я подала на развод. Но если уж распространяешь слухи, то надо идти до конца, чего Даниэль по детскому недомыслию не сделал. А следовало бы столь же громко и доходчиво сообщить потрясенной родне, сколько разномастных подружек названивало Эду за те восемь лет, что мы были женаты. Тогда, вероятно, моя мать не стала бы тратить время, уговаривая меня вернуться к мужу.

А теперь душка Даниэль опять принялся за старое. Однако на этот раз он осветил последние новости куда более детально, чем когда-то наши с Эдом семейные проблемы. Всем в агентстве — от Джарвиса Андорфера до Барби Ландерган — ситуация была известна в мельчайших подробностях. Вплоть до точной суммы, до последнего цента, оставленного мне Эфраимом Кроссом.

Когда я, ответив Джарвису не менее сладкой улыбкой, села за стол, ко мне тут же рванула Барби.

— Сто семь тысяч пятьсот шестьдесят долларов! — Почтительный восторг, с которым Барби произнесла эту цифру, я последний раз слышала в передаче, посвященной аукциону «Сотбис». — О-о, Скайлер, — продолжала моя коллега, — неужели ты не рада?

— Не то слово, — ответила я.

Барби энергично затрясла головой: мол, как я тебя понимаю! Наверное, с моей стороны нехорошо так говорить, но, увы, это правда: Барби Ландерган принадлежит к редчайшему типу женщин — тупым брюнеткам. Я окончательно убедилась в этом, когда она без тени юмора спросила, сколько забегов в футбольном матче. У Барби ярко-красный «корвет» с особыми номерными знаками, на которых значится ЗАЙ-ЙКА, и я не удивлюсь, если Барби искренне полагает, что слово «зайка» пишется через два "й".

Тем не менее до последнего времени мы с Барби отлично ладили. Мне было не так уж важно, есть ли у Барби мозги. Мы ведь собирались вместе не для того, чтобы решать арифметические задачки. С Барби было весело, и нас многое объединяло. Она была почти моей ровесницей, тоже разведена и тоже с двумя детьми — мальчиком и девочкой, девятнадцати и двадцати лет. К тому же мне страшно нравилось, как Барби называла моего бывшего мужа — "мистер Ад". Не знаю, было ли это проблеском остроумия с ее стороны или она просто оговорилась, а я подхватила, но, как бы то ни было, это прозвище меня очень забавляло.

Своего бывшего мужа, Марвина, Барби называла разными словами, впрочем не проявляя особой изобретательности и в большинстве случаев предпочитая банальное "козел".

После работы мы с Барби часто ужинали вместе, рассказывая друг другу страшные истории про наших деток и бывших мужей. Ни у меня, ни у Барби не было постоянного поклонника, и потому мы радовались компании друг друга.

Увы, наши посиделки резко прекратились два месяца назад, когда Барби исполнилось тридцать девять. Эта цифра ошеломила ее. Я пыталась вытащить подругу куда-нибудь, чтобы отпраздновать день рождения, но она лишь таращила большие голубые глаза и скорбно твердила: "Нечего праздновать, Скайлер, не-че-го".

Чуть позже я сообразила, что трагичное «нечего» расшифровывалось как отсутствие мужчины в ее жизни. Именно в тот день Барби вышла на Большую Охоту за Мужчиной. Ей стало не до шуток. Барби поклялась снова выйти замуж, прежде чем ей стукнет сорок.

Задавшись целью, Барби постепенно начала преображаться. Поначалу она, как и прежде, приходила на работу в костюмах, но вырез на ее блузках становился все глубже, а сами блузки теснее и ярче. Украшения стали крупнее, духи крепче, и косметику теперь Барби накладывала более толстым слоем.

Однако эти перемены, видимо, не произвели того эффекта, на который рассчитывала Барби, потому что ее следующим шагом стал отказ от костюмов в пользу облегающих платьев выше колена. Но и платья не сработали. Тогда Барби сбросила удобные лодочки и взгромоздилась на шпильки, при виде которых у меня дрожь пробегала по коже.

А две недели назад Барби решилась на еще более радикальные меры. В одну ночь она из жгучей брюнетки преобразилась в платиновую блондинку и утром, придя на работу, притворно удивлялась, почему это все на нее глазеют.

Но самая печальная метаморфоза произошла с Барби сразу после памятного дня рождения. Внезапно она вообразила, что все женщины на свете — ее конкурентки в Большой Охоте. Теперь то и дело возникают ситуации, когда от Барби лучше держаться подальше. В женском обществе она ведет себя вполне нормально, но стоит появиться хотя бы одному мужчине, как Барби начинает скалиться на явных и мнимых соперниц со свирепостью голодного питбуля.

Слава богу, сегодня единственным мужчиной в агентстве был Джарвис, да и тот уже женатый.

— Как тебе повезло, ах, как повезло! — В голосе Барби отчетливо слышались завистливые нотки. На Барби было облегающее трикотажное платье цвета переспелой клубники с глубочайшим декольте и корсажем, усыпанным золотыми блестками. Подол был отделан золотыми цепочками, с которых свисали монетки. Этакая бахрома-копилка.

Я, как завороженная, пялилась на монетки. Барби не скрывала, что одно из требований, которые она предъявляет к мужчине, — приличный счет в банке. Или, как она простодушно выражается, "у него должна быть ку-у-ча денег". Очевидно, Барби решила, что быстрее привлечет состоятельного мужчину, если сама обвешается дензнаками. Из ушей также свисали золотые цепочки с монетками, а шея и запястья были обмотаны цепями потолще, и монеты на них были помассивнее.

При ходьбе Барби звенела.

И еще от нее несло. Иначе не скажешь. Похоже, Барби окунулась в духи "Моя радость", как окунают собак в противоблошиную жидкость. Причем с тем же результатом. Думаю, ни одна уважающая себя блоха не приблизилась бы к Барби и на метр. Я этих насекомых очень хорошо понимала. Рядом с Барби у меня начали слезиться глаза.

Я часто заморгала и ответила:

— Не сказала бы, что мне так уж повезло.

Барби тоже моргнула и склонила набок платиновую головку. Наверное, оттого, что я вспомнила о собачьих репеллентах, мне почудилось, что Барби сейчас похожа на собаку. Псы так же свешивают голову набок, когда им подают команду, которой они не понимают.