Ночная бабочка - Розмари Роджерс Страница 18

Кайла рассеянно улыбнулась, когда Харгривс извинился за то, что наступил ей на ногу, и позволила ему снова занять позицию в ряду, продолжая размышлять о более насущных проблемах.

Шантаж. Неприятное слово и еще более неприятное занятие, однако иногда ей казалось, что она занимается именно этим. Но действительно ли это шантаж, если она хочет лишь одного — чтобы семья ее отца признала ее права? И чтобы к Фаустине относились так, как она того заслуживает.

«Нет, это не шантаж. Пусть мама умерла, но если семья Эдварда Ривертона вынуждена будет признать, что он находился в законном браке с мамой, тогда я почувствую удовлетворение и буду считать, что возмездие свершилось».

Затем Кайла вспомнила насмешливую фразу Уолвертона, что ее мать могла ошибиться относительно того, кто отец ее ребенка, и сомнения вмиг улетучились. Конечно же, вполне справедливо, что она будет делать все, чтобы добиться поставленной цели. После того, что сделали с Фаустиной!

К счастью, когда танец закончился, юный Харгривс отвел ее к крестной матери. Уолвертона нигде не было видно. Кайла несколько приободрилась и успела принять от своего поклонника бокал пунша до того, как Селеста бросила на него весьма выразительный взгляд.

— Нельзя, чтобы мужчина уделял слишком много внимания одной даме, — заметила она, когда Харгривс с сожалением покинул их общество. — Пойдут, как ты понимаешь, разговоры, а мы не можем позволить, чтобы трепали твое имя, когда…

Кайла сжала руку Селесты, заставив тетю замолчать.

— Тетя, он здесь…

— Он? Здесь? Кто это — он?

Кайла едва заметно улыбнулась, увидев, как всполошилась Селеста. Обманчиво спокойным голосом, который удивил ее саму, Кайла тихо пояснила:

— Уолвертон.

— Здесь? Mon Dieu! Только его и не хватало! — Селеста быстро раскрыла веер и принялась нервно обмахиваться. — Что же нам делать?

— Всячески избегать его. Он выглядит страшно грозным, и если окажется рядом, боюсь, устроит сцену, которая все погубит и лишит меня возможности достичь цели.

Кайла сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Уолвертон действительно казался очень грозным. Он прямо-таки свирепо смотрел на нее своими серебристо-серыми глазами, на лице его были написаны презрение, насмешка и враждебность. Вообще это противоестественно, чтобы у человека с такой смуглой кожей и такими черными волосами были столь светлые глаза. Какое-то отклонение от нормы. Ненормальность. Может, он и в самом деле был сыном туземки, как об этом судачили в обществе? Он способен на самые неожиданные поступки — именно как дикарь он вел себя и в прошлый раз. Господи! Ну почему она теряет самообладание, как только вспоминает рб этом человеке? Или о его поцелуе? Разум изменял ей всякий раз, как он оказывался рядом. А ей совсем ни к чему оказаться в центре скандала.

Спустя час у Кайлы появилась надежда, что, возможно, Уолвертон ушел. За последнюю неделю она много слышала о нем, обычно за чаем, когда женщины сплетничают о разных скандальных вещах, перемывая косточки всем и каждому. Что касается Бретона Колби Бэннинга, герцога Уолвертонского, то его жизнь была излюбленной темой светских кумушек. О нем распространялись слухи один невероятнее другого.

Говорили о том, что он якобы содержал любовницу, во всяком случае до недавнего времени, а затем подарил ей великолепный дом в сельской местности и расстался с ней, оставив прощальное письмо.

— Суровый способ прекращения отношений, я так считаю, — сказала со вздохом леди Уорбриттон. — Это только подтверждает то, что герцог — истинный житель колонии. Там немного найдется людей с хорошими манерами. Не важно, что он родился в Англии и унаследовал большое состояние.

— Конечно, — подхватила мысль Амелия Линуорт, лицо которой прямо-таки затряслось от напряжения. — Он красив, в нем есть что-то интригующее, а вот по материнской линии он никакой не аристократ. Я имею в виду то, что говорили в свое время, — его мать была местной принцессой в Америке. Но моя матушка считала, что все выходцы из той страны — грубые и неотесанные. Правда, она не говорила этого вслух или в присутствии Колби Бэннинга, потому что он не из тех, кто позволит себя оскорбить. Он дрался не на одной дуэли, как вы знаете. А сын его, я слышала, такой же горячий и грозный, как и его отец. Правда, отличается в другом — тот не знал ничего, кроме карт и бренди.

Когда беседа коснулась Эдварда Ривертона, кое-кто, очевидно, вспомнил, что Селеста была дружна с несчастной Фаустиной, поэтому тему тут же оставили. И очень хорошо. У Кайлы больше не было сил слушать разговоры про Уолвертона.

Он явно не жалел расходов, чтобы его кузины были представлены обществу в этом сезоне. Пока лишь две старшие. Младшим придется год-другой подождать. Его кузины — ее единокровные сестры. Интересно, они когда-нибудь думали о ней? Проявляли интерес к сестре, которую бросил их отец? Или же верят лжи о том, что она незаконнорожденная и всего лишь очередная вымогательница, которая вознамерилась отнять у них отцовские деньги. Кайла старалась об этом не думать, не брать в голову, что, по всей вероятности, они не хотят ее видеть, их нисколько не интересует ее судьба. Это могло объясняться и тем, что они всегда были вместе, что у них есть мать, а у Кайлы нет никого, кроме дорогой тети Селесты.

— Графиня дю Буа, — прозвучал вкрадчивый голос рядом с Кайлой, и она вернулась к действительности. Возле Селесты стоял элегантный джентльмен. — Рад снова вас видеть. Насколько я понимаю, вы уезжали из Лондона.

Селеста энергично замахала веером и сдержанным тоном сказала:

— Да, милорд, я совсем недавно вернулась в Англию и привезла крестную дочь.

— К началу сезона? Я вижу очаровательную юную дебютантку. Она тоже будет представлена? — Он улыбался, однако что-то недоброе таилось в его улыбке и удивительно бесцветных глазах. Кайле было не по себе, когда Селеста представляла ее джентльмену.

— Представляю свою крестную дочь мисс Ван Влит. Это лорд Брейкфилд, граф Нортуикский, Кайла.

— Кайла? — Нортуик приподнял кустистую бровь, и на какой-то момент в его глазах что-то вспыхнуло. — Необычное имя. Весьма необычное, хотя, мне кажется, я его раньше слышал.

Кайла позволила Нортуику взять ее руку и прижаться губами к тыльной стороне ладони — благо она была в перчатках, потому что прикосновение его рта к голой руке было бы ей неприятно. По непонятной причине Кайле вдруг сразу подумалось о всевозможных неприятных вещах.

Быстро, насколько это позволяли хорошие манеры, убрав руку, она сдержанно кивнула и пробормотала приветствие. Граф был выше среднего роста и смотрел на нее сверху с чуть насмешливой улыбкой, при этом тонкие губы его, казалось, совсем исчезли, превратившись в ниточку.

— Вы бесподобно милы, мисс Ван Влит. Должно быть, это семейная особенность, потому что ваша крестная мать долгое время была украшением лондонских вечеров.

В словах и тоне лорда Брейкфилда чувствовалась издевка, и Селеста холодным тоном, сверкнув глазами, сказала: