Итальянская свадьба - Ники Пеллегрино Страница 18

— Со мной все будет нормально. О еде я думаю сейчас меньше всего.

— Нет-нет, тебе обязательно надо как следует покушать, — настаивал он. — Обязательно зайди в «Маленькую Италию» по пути домой. Попроси их подать тебе порцию тушеной оленины с подливой. Она совсем нежирная, тебе понравится. Только не подливу с панчеттой [19], потому что Адолората кладет туда многовато перца, тебе не понравится.

— Но меня вполне устроит гренок с яичницей, — настаивала она.

— Господи, ты всегда так говоришь. Тогда возьми оленину с салатом, если паста для тебя слишком тяжелая. Или суп? Может, Адолората сварит тебе супчик.

Некоторое время Пьета слушала их пререкания. Наконец отец закрыл глаза и задремал.

— Это произошло так неожиданно, — вполголоса сказала мать, наблюдая за тем, как его грудь плавно вздымается и опускается. — Твой отец всегда был таким здоровым и бодрым, целый день на ногах. Видеть, как он лежит вот так…

— Врачи говорят, с ним все будет в порядке, мама. Они быстро начали лечение, а это очень важно. Мы должны им доверять.

— Я понимаю, но все-таки… Боюсь, я не смогу оставить его одного. Мне, наверное, лучше здесь переночевать. Если что, вздремну вот тут, на стуле.

Пьета посмотрела на мать. На ее тусклом, землистого оттенка лице сейчас особенно явственно проступила сетка глубоких морщин.

— Папа прав. Тебе надо поехать домой и нормально поесть, — сказала она матери. — А потом хорошенько выспаться. А завтра чуть свет ты можешь вернуться в больницу.

— А если что-то случится, а меня здесь не будет? Я не смогу заснуть от беспокойства.

— Тогда ты поможешь мне с вышиванием. Мы будем работать до изнеможения. Поехали вместе домой, мама.

— Еще нет… Если не возражаешь, я останусь здесь еще на несколько часов, пока не увижу, что я ему не нужна. А потом приеду домой и помогу тебе с платьем Адолораты. Если оно не будет готово к свадьбе, это ужасно расстроит твоего отца.

К тому времени, как мама открыла входную дверь, Пьета уже сидела за вышиванием. Погрузившись в это занятие, она сразу почувствовала себя намного лучше. Размеренные движения иглы успокаивали ее, и теперь, когда она втянулась в работу, ее мысли блуждали свободно.

Мать вошла и, не говоря ни слова, взяла иголку.

— Все в порядке? — спросила Пьета.

— Надеюсь, — проговорила мать чуть слышно.

— У тебя усталый вид, мама. Почему бы тебе не прилечь? Я уверена, что одна со всем справлюсь.

— Я не хочу спать, Пьета. Есть тоже не хочу. Оставь меня в покое и дай мне работу.

Некоторое время они вместе шили в тишине, аккуратно прилаживая каждую бисеринку. Дело продвигалось медленно, и Пьета была рада помощи, хотя ее беспокоило состояние матери. Та сидела с отсутствующим видом и, судя по ее молчанию, полностью погрузилась в собственные мысли.

— Итак, мама, — начала она, пытаясь отвлечь ее, — ты вроде хотела рассказать мне о вас с папой, как вы в молодости жили в Италии?

Кэтрин подняла глаза от своей работы.

— Правда? — Судя по ее тону, она слегка смутилась. — Знаешь, пока твой папа спал, я думала о тех днях. Так много мелочей вспомнилось мне — мелочей, которые, как мне казалось, я уже давно забыла. Как та шутка, которую сыграл со мной Беппи на нашем первом свидании…

— Что же он сделал?

— О, он всегда был такой шутник, все время смеялся.

— Но что случилось на вашем первом свидании? — настаивала Пьета. — И вообще, как вы с ним познакомились?

Кэтрин засомневалась. Прежде она никогда об этом не рассказывала, но Пьета видела, что сейчас ей очень нужно выговориться. Пережив за день столько потрясений, осознав, что муж занемог и лежит в больнице, она хотела с кем-то о нем побеседовать.

— Если уж рассказывать о твоем отце, будет лучше начать с самого начала, — медленно произнесла она.

Пьета ободрительно кивнула.

— И вообще-то все началось не с Беппи, а с Одри. Я ведь рассказывала тебе о ней, да?

Пьета покачала головой.

— Нет, что-то не помню. Мне кажется, ты никогда не упоминала ни о какой Одри.

Но мать, похоже, ее не слышала.

— Я сама уже много лет ничего о ней не знаю.

— Но кто она?

— Одри была… Одри… — Мать запнулась, ее иголка замерла в воздухе, и она начала рассказывать.