Прайм-тайм - Хенк Филиппи Райан Страница 18

— Мне было интересно, чем все это обернется, — говорит он. По выражению его лица невозможно угадать, о чем он думает.

— И?.. — спрашиваю я.

Он снова садится, берет со стола книгу в кожаном переплете и кладет себе на колени.

— В общем, примерно несколько недель назад Брэд позвонил мне. Я запомнил его после того званого обеда, на который нас обоих пригласили. Но ведь мы тогда и пообщаться-то толком не успели. Поэтому я немного удивился его звонку. Короче говоря, он сказал, что пришлет мне какую-то коробку с документами, а еще попросил проверить несколько предложений.

— Предложений? Проверить? — Сначала я озадачена, но потом понимаю, что, возможно, Франклин был прав. — В смысле, предложений о работе? — спрашиваю я.

— О работе?.. Нет. Не в этом смысле, — улыбается Джош, указывая себе на грудь. — Я же преподаю английский, помните? Предложений в грамматическом смысле. И я ответил, что, разумеется, буду рад помочь. Он зачитал мне строчки из каких-то произведений, и, поскольку я не узнал их с первого раза, мы условились, что он пришлет мне их на почту. Я так и не понял, почему он сам не отыскал их авторов. Так вот. Я нашел источники и отправил ему результаты. И так он обращался ко мне пару раз, возможно, три. Вот и все.

Вынимаю блокнот и откидываю обложку.

— Вы не могли бы сказать мне, что это были за цитаты?

— Думаю, ничего страшного не случится, если я скажу, — медленно произносит он, как бы раздумывая о возможных последствиях, и показывает мне книгу. — На самом деле я как раз перечитывал одну из них. — Он пробегает пальцем по странице, видимо просматривая оглавление в поиске нужной страницы. — Вот последняя из тех цитат, что он мне присылал, — говорит Джош и принимается читать:

И тучами увенчанные горы,

И горделивые дворцы и храмы,

И даже весь — о да, весь шар земной.

И, как от этих бестелесных масок,

От них не сохранится и следа. [23]

Зажав пальцем страницу, он поднимает на меня взгляд, намереваясь что-то пояснить. Но я не в силах удержаться.

— «Буря», да?

И едва ли не покатываюсь со смеху. Пожалуй, никогда раньше не видела, чтобы у кого-то по правде отвисла челюсть. Так что Джош первый, и теперь он с трудом приходит в себя.

— Извините, — говорит он, продолжая таращить на меня глаза. — Я, конечно, смотрел ваши расследовательские репортажи, но как-то не признал в вас знатока Шекспира.

Он очень и очень мил. И это так лестно, что он помнит меня по передачам. Мне прекрасно известно одно из главных правил журналистики — не флиртовать на работе, но ведь дружелюбие не возбраняется, так? Ну, точнее, не совсем так, но я обещаю себе не переходить границу.

— Мама постоянно говорила мне, что квалификация специалиста по Шекспиру оставит меня без работы, — рассказываю я, демонстрируя обаяние и образованность, но стараясь не выглядеть самодовольно. — И все же время от времени это приходится кстати.

— Впечатляюще, — замечает Джош, захлопывая книгу. — Так или иначе, это только одна из цитат. Он просил меня опознать каждую и прислать ему две последующие строчки.

— «Мы созданы из вещества того же, / Что наши сны. И сном окружена / Вся наша маленькая жизнь», — цитирую я. — Так там дальше, верно?

— Очень хорошо, — кивает Джош, выражая профессиональное уважение. — Кто же знал, что вы, телевизионщики, такой кладезь знаний!

Сквозь стекла его очков я замечаю маленькие морщинки, какие чаще всего образуются у любителей посмеяться. Джош рассеянно сгребает рукой копну волос, в беспорядке ниспадающих на лоб. Я замечаю, что седина основательно подернула его волосы, и решаю, что ему, должно быть, чуть за пятьдесят — и точно не больше пятидесяти пяти. Ощущаю, как «граница» становится все тоньше и тоньше.

— Стойте-ка, — говорит он. — Позвольте мне показать вам еще одну цитату, которую прислал Брэд. Она посложней.

Наблюдаю за тем, как он встает и, отвернувшись к книжному шкафу, медленно водит рукой по линии из разноцветных корешков. В холле раздается смех, где-то хлопает дверь. В этом есть что-то… знакомое.

Я что, была здесь раньше? Нет. Это было давно.

В тот день, когда я встретила Джеймса. Милашку Джеймса.

Тогда у меня еще были темно-каштановые волосы, расчесанные на прямой пробор, как у Глории Стайнем [24], и собранные в хвост. В тот день на мне была невероятно короткая юбка. Но это не столь важно. И была я Шарлотта Энн Макнэлли, радиорепортер. Первая настоящая работа после колледжа, без договора, за пять долларов в час. Меня не отпускала мысль о надвигающемся дедлайне, и я понятия не имела о том, как впихнуть информацию о принятии нового Закона о чистой воде в тридцать секунд сюжета.

Вдруг я услышала, как в коридоре кто-то смеется, где-то хлопнула дверь. Я поняла, что в комнату кто-то зашел, и обернулась. Даже сейчас помню, как едва смогла удержаться на кресле, увидев его. Эти скулы. Костюм в тонкую полоску. Пленительная улыбка, сулящая рай на земле. Я даже не слышала его голоса. Да и какая разница, что он говорил в интервью. Дедлайны смешались в моей голове, время испарилось, звуки исчезли.

На свадьбу — которая состоялась всего несколькими месяцами позднее в секретариате ратуши, освещенном люминесцентными лампами, — я надела розовый костюм из заменителя замши и белые чулки. Это прекрасное лицо было единственным, что я видела в своем будущем. Несколько месяцев его ошеломительная внешность отвлекала меня от его ошеломительно лживой жизни. Но со временем я стала заглядывать в книгу, напечатанную под этой глянцевой обложкой, и обнаружила, что это не роман, а скорее автобиография. Собрание сочинений о самом себе.

Наполовину полон или наполовину пуст? Жизнь с Джеймсом, как я поняла, всегда будет наполовину пустой, и только я в состоянии снова наполнить ее. Он хотел изменить мир, но, видимо, только ту его часть, которая находилась за пределами нашей квартиры.

Его работа? Полезная и достойная. Моя работа? Вполне ничего, когда я дома готовлю ужин. Его сверхурочные? Полезные и достойные. Мои сверхурочные? Доказательство тому, что я забочусь только о своей карьере. Мое с трудом завоеванное интервью для «Третьего канала»? Жалкая попытка сравняться с его публичным успехом. Мой Милашка Джеймс оказался сущим ребенком. Я выросла, а он нет. Это я ему и сообщила.

Он говорил мне, что я замужем за карьерой, а не за ним. Он хотел детей, я хотела подождать. Так кто же из нас, усмехался он, настоящий ребенок?

Как выяснилось позже, я оставила после себя кучу навороченных электроприборов, которые накупала, чтобы доказать свое домоводческое мастерство. С собой же забрала только коллекцию песен Тины Тернер, дорогой бабушкин сервиз, видеомагнитофон формата «Бетамакс» и верность журналистике. Каждый раз, когда я ставила на пол ку новую «Эмми», я только лишний раз убеждалась в том, что сделала правильный выбор. Карьера. Успех. И до сих пор, заглядывая в свое приданое из чувств, я была уверена, что у меня всегда есть возможность выбрать снова. А теперь вдруг задумываюсь — а что, если я ошибаюсь? Если «на сегодняшний день» превратилось в «навсегда»?