Маньчжурская принцесса - Жюльетта Бенцони Страница 18

– Безусловно, но этот человек лишь верит тому, что он видит, а не тому, что ему говорят. Он предпочитал удостовериться в правдивости полученной информации. Во время посадки мадемуазель д'Оврэй была взволнована и дала мне недвусмысленные указания по поводу своей особы. Поэтому, следуя им, я тоже ответил, что ее в моем вагоне нет. Продолжение вам известно...

Прибытие в Лион Средиземноморского экспресса, освещенного, как во время праздничной иллюминации, с проснувшимися и в высшей степени перевозбужденными пассажирами, произвело сенсацию. Примчалась местная администрация и была вызвана полиция, чтобы забрать виновников.

Орхидея, опасаясь предстоящего опроса свидетелей, сказала Пьеру Бо, что неважно себя чувствует, и попросила его объяснить вместо нее, что здесь произошло.

– Пойду к себе отдохну, – сказала она.

– Идите лучше ко мне, – сказала дама в сиреневых бигуди. – Я путешествую с мисс Прайс. Моя спутница – англичанка, трусиха страшная. Как только она услышала ваш визг, – сразу же бросилась под кушетку. Мы ее там так и оставим! Кстати, я генеральша Лекур, урожденная Бегон, благородных марсельских кровей. Что касается вас, вы мадам... Бланшар, именно так обращался к вам Пьер, не так ли?

Невозможно было сказать что-нибудь против. Именно в эту самую минуту начальник поезда и еще один мужчина, самого мощного телосложения из поездной группы, пытались, с помощью проводника, вывести нападавшего, который, казалось, полностью овладел собой. С акцентом, четко говорившим о том, что это уроженец с берегов Волги или Невы, он потребовал, чтобы ему разрешили идти свободно:

– Я не позволю обращаться с собой, как со злоумышленником! Я великий князь Григорий Каланчин, двоюродный брат их Величества Императора Всея Руси!

– Поверьте, я глубоко сожалею, князь, – ответил Пьер Бо с серьезным видом, – но вы ни с того ни с сего ворвались в купе к этой даме и грубо набросились на нее, перепутав до смерти. Более того, вы находите нормальным ваш способ воздействия на проводников, среди которых и я? Причем вы действовали так без всяких на то оснований и, соответственно, попытайтесь понять, что при сложившихся обстоятельствах ваше пребывание в поезде просто невозможно.

Русский посмотрел на Орхидею с нескрываемым удивлением:

– Произошла чудовищная ошибка! Не имею чести знать эту даму, и я ничего не понимаю. Ведь на жетончике было написано: мадемуазель д'Оврэй, номер четыре...

– В последнюю минуту перед отходом поезда все поменялось.

– Это что же, выходит, моей Лидии здесь нет? – сказал задрожавшим голосом князь.

– Как видите, нет, – ответила генеральша. – Но вместо того, чтобы причитать, вы лучше извинились бы перед мадам Бланшар! Или у вас считается нормальным врываться к кому-либо, не говоря при этом ни слова?

– Не давайте уроков вежливости князю Каланчину! Он принесет их, но разве вы не видите, что он оторопел от восхищения, Мадам красива, как пэри с волжских берегов! – восторженно произнес он. – Я очень опечален, что напугал вас, мадам, но я безумно влюблен в мою обожаемую Лидию, хотел бы жениться на ней, чтобы она жила как королева... построить замок для нее, бросить состояние к этим маленьким ножкам, а она, моя обожаемая Лидия, предпочитает всему этому маленький жалкий театришко... Уехала, даже не поцеловав на прощание!

Его безутешное горе было настолько искренним, что Орхидея почувствовала, как в ней поднимается теплая волна симпатии к этому белокурому великану, лицо которого, несмотря на его усы и бакенбарды, было открытым и правдивым, словно лицо ребенка.

– Любовь – чувство сложное, – сказала она ласково.– Порою очень трудно сказать, отвечают вам взаимностью или нет...

– Лидия говорила, что любит Григория! Но в чем же тогда дело?

– Если вы ей предлагали драгоценности и меха, – вмешалась мадам Лекур, – ей трудно было говорить вам что-либо иное. Сколько вам лет, князь?

– Двадцать восемь. А почему вы об этом спрашиваете?

– Да потому, что уже пора разбираться получше в женщинах, особенно в тех, что выступают на парижских подмостках. Они ветрены, корыстны, как правило, и очень дорожат своей свободой. На вашем месте я бы попыталась найти другую даму сердца. Для вас это не должно составлять труда...

– О нет, такую очаровательную, как она, трудно!

– Так попробуйте! Париж кишит красавицами. И потом, мои годы позволяют мне это сказать, вы интересный юноша. Может быть, чересчур темпераментный, но...

– Если вы позволите, мадам, – прервал ее начальник вокзала, начавший нервничать из-за этой неожиданной задержки, – я бы предпочел, чтобы мы покинули поезд и продолжили обсуждение возникшего дела у меня в кабинете. Средиземноморский экспресс и так уже опаздывает, а он, как гласит его название, все-таки экспресс, а не черепаха, и должен уже отбыть...

Пока Пьер Бо и начальник поезда давали свидетельские показания уполномоченному службы безопасности при вокзале Лион-Перраш, с поезда были высажены князь и его мохнатый казак, бывший, по всей вероятности, немым, ибо за все время он не проронил ни единого словечка. Генеральша Лекур дала свою фамилию и адрес на случай, если потребуются ее свидетельские показания. Орхидее пришлось сделать то же самое. Затем, так как ее купе теперь было свободно, она выразила желание вернуться туда, а не создавать дополнительные неудобства своей новой знакомой.

Старая же дама, обращаясь к проводнику, взяла его за руку и сказала: «Вам, наверное, сейчас хотелось бы чего-нибудь ободряющего. Когда этот сумасшедший поезд, наконец, тронется, принесите нам чего-нибудь, Пьер...

Орхидея с энтузиазмом поддержала это предложение.

– Великолепная идея! Немножко чаю можно?

– Чаю? – с неподдельной гримасой ужаса воскликнула мадам Лекур. – И это вы называете взбадривающим? А не предпочитаете ли вы шампанское?

– Нет, спасибо. Я... я не очень люблю это. Все эти пузырьки так щиплют нос, а потом от них отрыжка.

– Отрыжка? О, матерь божья!.. Бедный дон Периньон небось перевернулся в гробу!..

– Так что же, хотите полбутылочки, мадам генеральша? – спросил проводник.

– По правде говоря, нет! Ну уж если только вы выпьете со мной?!

– На службе нельзя, вы же знаете.

– Ну, я надеялась! Ладно, принесите мне тогда стаканчик старого арманьяка... И вот еще, пока не забыла: зайдите ко мне в купе и скажите мисс Прайс, что она может вылезти из-под кушетки и лечь в постель... Я долго не задержусь...

Раздался свисток, и поезд слегка дернуло. Пьер стоял возле двери вагона, которую он только что закрыл, и задумчиво смотрел на убегающие огни платформы: странное чувство невыразимой благодарности к князю Каланчину вдруг охватило его. Именно благодаря его буйному характеру небо подарило Пьеру несколько мгновений безграничного счастья, которое он испытал, когда Орхидея заботливо склонилась над ним. Ей богу, шишка на лбу, это просто мелочь!