Причуды богов - Елена Арсеньева Страница 18

Сколько себя помнила Юлия, старая Богуслававсегда была рядом – и всегда была старая. Она досталась князю Никите Аргамаковувместе с казенной квартирой, и денщиком, и конюшней, и денежным довольствием,когда в 15-м году, после разгрома наполеоновской Франции, он прибыл на службу вПольшу, еще ошеломленную этим поражением и новой конституцией, после которой онафактически перестала существовать как самостоятельное государство. Что ж,такова участь всех предателей.

Сказать, что князь Аргамаков в ту пору поляковненавидел, будет мало. Он их просто за людей не считал, помня кровь товарищейсвоих, коварно пролитую этими «братьями-славянами», помня страшные рассказыАнгелины о своем преследователе Моршане, оказавшемся поляком по имениМиркозлит; он не мог забыть и рассказы своей матери, оставшейся во время пожара12-го года в Москве, о том, как страшно грабили ее там поляки – до того, чтосерьги вырвали из ушей и даже готовы были изнасиловать уже немолодую женщину,когда б не вмешался случайно проходивший мимо француз (!) и не спас несчастную.Ну а в праве русских бить ляхов Никита Ильич не сомневался с тех пор, как отецего прошел по Польше вместе с Суворовым в 1771 году, побивая барскихконфедератов так, что от польского гонору одни клочья летели, и целые армиипанов панически бежали, преследуемые каким-нибудь десятком русскихкавалеристов!

Конечно, времена поменялись, сабли были убраныв ножны. Повинуясь мирным законам, в Варшаве князь Никита все же старалсядержаться подальше от поляков, на службе окружая себя русскими офицерами, адома – русской прислугой, и только от няньки Богуславы избавиться не смог,потому что Ангелина с Юленькой полюбили эту мягкосердечную, милую польку содного взгляда и нипочем не желали с нею расставаться.

Однако Никита стойко держался в своейнеприязни, несмотря на то, что преданность, которую нянька Богуслава выказываласвоей подопечной, была удивительная, и это при том, что Юленька – вернее,Юлька! – уродилась на диво озорным и своевольным созданием, с первых желет своей жизни бывшим во власти неодолимой страсти к смелым похождениям. Болеевсего, конечно, происходило это не от врожденной храбрости, а от непониманияопасности.

Однажды, позавидовав роскошным усам отца иуслышав от него легкомысленное: надо, мол, каждый день бриться, чтоб вырослитакие! – Юлька стащила у отцова денщика опасную бритву, затеяла былобриться и не отхватила край губы, не перерезала горло только потому, что нянькаБогуслава вовремя оказалась рядом и отняла у девчонки бритву, так изрезав себепри этом руки, что шрамы не исчезли и спустя несколько лет. Однако за это онане дождалась благодарности от князя, а лишь попрек: мол, за дитятею пригляднужен, тогда и без крови обойдется. Спасибо, хоть зуботычину не схлопотала,подобно раззяве-денщику!

Одними руганиями кончилось для Богуславы испасение Юльки, вздумавшей в одиночку покататься на лодке. Дело было летом, вдачном имении. Богуслава, занятая каким-то поручением, спохватилась, когдалодка уже отчалила от берега. Кинулась в воду, едва ко дну не ушла, когдапышные, накрахмаленные нижние юбки, намокнув, стали липнуть к ногам, однакодостигла лодки и притащила ее к берегу, клянясь Ченстоховской БожьейМатери-чудотворнице, что отныне глаз с деточки не спустит.

Однако уследить за этим «ветром» былоневозможно, и вскоре Юлька совершила самый блестящий свой подвиг. Состоял он втом, что там же, в имении, аргамаковская дочка сожгла хату одного из крестьян,а с нею едва не загубила и всей деревни. Сей добрый человек был братомБогуславы, коего она, с разрешения милостивой пани княгини, частеньконаведывала, беря с собою княжну, которая пуще пряников и пирожных любилапростое гостеприимство в сем доме. Брат Богуславы был страстный охотник. Глядяна него, и Юльку разобрало желание пострелять птиц. К несчастью, она всегдабыла востра не по годам! Улучив миг, когда хозяин с сестрою отвернулись, Юлькастащила со стола ружье, зарядила дробью (она отменно знала всякую воинскуюнауку, ведь выросла в доме военного!) и вышла во двор. Там, на вербе,беззаботно чирикала стая воробьев: они-то и были предметом ее вожделений! Длялучшего прицела она взобралась на кровлю дома и оттуда выстрелила. Огонь соствола попал на соломенную крышу, которая вмиг занялась. Юлька глядела на огоньс восторгом: прежде она видела его только в камине или в печи и не знала, чтоего нужно бояться! Да и вообще – бояться она не была приучена. Так и глазела напламень, пока руки Богуславы не подхватили ее и не бросили вниз, прямо вобъятия хозяина. Нянька начала спускаться, да нога ее застряла меж жердей, накоих набросана была солома. Брат ее, не спуская с рук Юльки (сие было емузаповедано под страхом адских мучений!), кинулся скликать подмогу.

О ту пору князь Никита возвращался с верховойпрогулки. В одно мгновение сообразив, что происходит, он ринулся в горящую хатуи взобрался на крышу.

Платье на Богуславе уже занялось, и она, смужеством отчаяния, тушила его голыми руками, выкликая: «Патер ностер!», «МаткаБоска Ченстоховска!» Однако при виде грозного князя, явившегося пред нею средьдыма и пламени, подобно сатане, пришедшему за душою грешника, Богуслава состраху обезумела и, ринувшись бог весть куда, сломала ногу… Тут рухнула частькровли, и брату княжевой няньки, бегущему с подмогою, померещилось, что вместес клубами дыма вознеслись в небеса две христианских души.

Ничуть не бывало! Возле догорающей хаты, водворе, он нашел и два тела, вполне, кстати, живых, хоть и закопченных с ног доголовы. Князь Никита отделался малыми ожогами, Богуслава же пострадаласерьезнее: и волосы у ней сгорели, и на теле были кровавые раны, когда отдиралиобугленные клочья одежды, да и нога сломана… Несколько месяцев провела она в постели,и уход при этом был за нею, «словно за королевною», по ее собственным словам.Лучшие доктора Варшавы пользовали княжью няньку, а брату ее был отстроен новыйдом под черепичною крышею. Юльку отец крепко выдрал прямо на пожарище, однакоона сие едва ли заметила: зрелище бесчувственной, черной, обгоревшей Богуславыбыло куда ужаснее.

Всякий день она по нескольку часов проводила унянюшкина одра и надолго зареклась опасно озорничать: проказы ее отнынебезобидны сделались. Ну а нянька Богуслава, выздоровев, сделалась первейшимлицом среди княжьей прислуги. Через пятнадцать почти годочков она, правда,отъехала из дому Аргамаковых, но тому были свои причины. Отпустил князь старуюБогуславу от себя щедро: купил ей хороший домик в тихом, зеленом местечке на Подвале,дал денег на прожитие и на воспитание внука – горбатого Яцека.