Пока жива надежда - Линн Грэхем Страница 18

— Не ожидала, — согласилась Джесс. — И, к счастью, ошиблась.

Цезарио все же пришлось признаться: его роль ограничилась тем, чтобы отдать несколько распоряжений.

— Хагс всегда очень скучает без меня, — вздохнула Джесс, почесывая за ухом огромного волкодава. — А Мэджик становится вялым, когда с ним долго никто не общается.

Цезарио недоуменно нахмурился, глядя, как шотландский терьер повалился на спину, задрав вверх лапы в надежде, что ему почешут живот.

— А как ты с ним общаешься?

— Он глухой. А человек, которого я наняла за ними присматривать, совсем не знает языка жестов. — Джесс сделала движение рукой, заставив терьера перевернуться и сесть. Теперь собака умильно глядела на хозяйку глазами-бусинками.

На Цезарио это произвело впечатление.

— У меня никогда не было ни кошек, ни собак. Мой отец терпеть не мог в доме животных. Единственное исключение — лошади.

Направляясь к дому, они переступили через гончую, уже заснувшую прямо у порога. Уид, помесь колли с борзой, сунул свой длинный нос в руку Цезарио.

— Надо же, ты ему понравился! — удивилась Джесс. — Когда-то с ним, наверное, плохо обращались, и теперь он никогда не подходит к чужим людям.

Устояв перед желанием щелкнуть пальцами перед носом собаки, Цезарио вместе с Джесс и Уидом, следующим за ними по пятам, вошли в дом. Их приветствовала Агостина, кругленькая смуглая экономка Цезарио.

После состоявшегося знакомства Джесс, одолеваемая любопытством, отправилась осматривать дом.

О это очарование старины! Потертый терракотовый пол, сводчатые потолки просторных комнат с цветными драпировками, удобные диваны и простая солидная мебель, какая обычно бывает в деревенских домах. Ряд распахнутых узких дверей выходил на террасу, где под раскидистым каштаном стояла пара плетеных кресел.

Дав команду собакам остаться внизу, Джесс поднялась на второй этаж. Она заметила — ее чемоданы и чемоданы Цезарио стояли в разных комнатах. И как к этому относиться? «Дело, а не удовольствие», — напомнила она себе. Но это был не слишком удачный довод, ее тело вряд ли отнеслось бы к происходящему с радостью.

Желая отвлечься, она заглянула в ванную. Комната была отделана старым желтоватым мрамором, но в остальном вполне современная.

Повесив на плечики жакет, Джесс вышла на балкон.

— Тебе нужно быть осторожной, чтобы не обгореть. В Италии жаркое солнце, — услышала Джесс голос Цезарио.

Она и не заметила, как он подошел.

— Здесь просто изумительно!

На его лице появилась медленная улыбка.

— Рад, что тебе понравилось. В прошлом году я сделал ремонт, так что теперь это вполне подходящее место… для медового месяца.

Ее щеки вспыхнули.

— Медовый месяц… медовый месяц, — дразнящим шепотом проговорил он, притягивая к себе Джесс. — От этого не стоит краснеть, маленькая моя.

Заходящее солнце горячими лучами ласкало ее кожу, и все же не такими горячими, как жадные губы Цезарио. Мир превратился в хаос, как только пульсирующее возбуждение прошло сквозь ее отзывчивое тело, внезапно ставшее гиперчувствительным. Его рука скользнула по ее спине, потом опустилась ниже. Джесс почувствовала, как у нее задрожали ноги.

Глаза Цезарио отливали горячим золотом.

— Я не хочу принимать все как должное. Скажи мне — да или нет? — Цезарио потянул ее в глубину комнаты.

Ей было приятно, что он спросил об этом. Длинные ресницы медленно опустились на светлые глаза, желание вонзило в нее свои когти, сразу смыв нерешительность и страх. Ее тело просто жаждало соединиться с его телом, инстинктивно ощущая в нем источник наслаждения.

— Да… — сказала она дрогнувшим голосом.

— Si. Это будет твоим первым словом на итальянском, moglie mia.

— Si… Да… А как ты назвал меня? — спросила она, когда он потянул ее к постели.

— Моя жена. Как это и есть на самом деле.

И впервые Джесс почувствовала себя действительно замужем. Те же слова, произнесенные в день торжественной церемонии, не произвели на нее никакого впечатления. Она улыбнулась, разрешив теплу возбуждения разлиться по ее животу.

Джесс решила не думать о своих шрамах. Многие люди недовольны своим телом, и она здесь не исключение. Она молча стояла, пока он снимал с нее блузку, потом подняла руки и начала расстегивать на нем рубашку. Ее руки стали менее проворными, когда под рубашкой показалась покрытая мягкими волосами загорелая грудь.

Почувствовав смущение Джесс, он приподнял ее подбородок и снова прижался к нежным пухлым губам. Цезарио сполна насладился силой ее ответа, когда тонкие пальцы впились в твердые мышцы его плеч. Он целовал Джесс снова и снова, умело исследуя изгибы ее рта, наслаждаясь неторопливой прелюдией в предвкушении большего. Цезарио желал того, что она вот-вот отдаст ему, ощущая при этом ее жажду, сравнимую с его.

Джесс задрожала, покоренная умелым проникновением его языка в ее рот и твердостью эрекции, когда его рука с силой прижала к себе ее бедра.

Цезарио расстегнул молнию на ее юбке. Мгновение — и юбка скользнула к ее ногам. Подхватив Джесс на руки, он понес ее к широкой кровати, застеленной тонким льняным бельем. Его пальцы вдруг почувствовали под собой легкое уплотнение. Он повернул Джесс к себе спиной. От ребер вниз к позвоночнику тянулся длинный белый шрам.

— У тебя была операция? — спросил он, проводя пальцем по тонкой линии.

Она молча мотнула головой.

— Боже мой! Как это случилось?

Джесс резко повернулась, тыкая пальцем в свой живот:

— Ты пропустил еще один!

Слева на животе был виден еще один белый шрам.

— Господи, бедная моя… — выдохнул он, и впервые в его глазах не было ни тени усмешки.

— Когда я училась в университете, на меня напали… Это едва не стоило мне жизни, — выпалила Джесс.

Ее светлые глаза смотрели на него в упор, будто желая предостеречь от дальнейших вопросов.

Цезарио пожал плечами, как если бы такие шрамы ему приходилось видеть каждый день, и отвернулся, чтобы снять рубашку.

На самом деле он отвернулся, чтобы скрыть свою растерянность. Как на нее, такую маленькую и беззащитную, кто-то осмелился напасть с ножом?! Или именно эта ее хрупкая женственность и привлекла к себе внимание?

— Извини, но мне сейчас не хочется говорить об этом, — пробормотала Джесс. — Вероятно, стоило бы тебя предупредить… я знаю, шрамы выглядят уродливо…

Цезарио сел на постель и наклонил голову к ее животу. Ее сердце забилось, когда его губы мягко скользнули по едва заметной бледной линии.

— Это не уродливо… это просто часть тебя… Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое. И конечно, тебе ни о чем не нужно было меня предупреждать, маленькая моя.